Фока Бурлачук - Нержавеющий клинок

Гость и хозяева поднимали тосты за великую Германию и ее фюрера, за господина коменданта и господина Остапа. Наконец Остап решил выбросить свою козырную карту. Осушив рюмку, не закусывая, он поднялся со своего места, раскрасневшийся, потный, и объявил, что имеет сказать что-то очень важное.

— Господа, — начал Остап. — Я хочу выпить за нашу нерушимую дружбу. И в знак этого преподношу вам в дар, господин Либерман, этот дом, в котором мы сейчас находимся. Дом моего отца, в нем я родился и вырос…

— О, это великолепно. Сегодня же напишу моей Ильзе, что у меня имеется собственный дом на Украине.

Комендант поблагодарил Остапа, а заодно сказал, что хотел бы получить от него официальный документ о передаче дома, все должно быть оформлено по закону.

— Я подпишу любой документ, — решительно заявил Остап и, немного подумав, вполголоса добавил: — Но желательно, чтобы господин Либерман заверил, что не обойдет меня своим вниманием на случай непредвиденных обстоятельств…

— Не понимаю, что вы имеете в виду? — спросил переводчик.

— Как вам сказать, — мялся Остап, — может ведь случиться, что по воле судьбы я окажусь у вас на родине. Ходят слухи, что на фронте не все благополучно…

Переводчик о чем-то поговорил с Либерманом, а потом повернулся к Остапу:

— Господин Либерман сказал, что друзей не бросают в беде, и он твердо верит в то, что такие обстоятельства не возникнут. Господин Либерман доверительно сообщает вам, что очень скоро на фронте появится новое немецкое оружие…

Командир партизанского отряда Бурка, именуемый среди партизан Дедом Кузьмой, сидел в землянке и уже больше часа слушал доклад Ивана Лебедя, который возвратился из разведки. Лебедь под видом нищего старца более двух недель бродил по селам, узнавал, где стоят гарнизоны, чем они вооружены, а также изучал деяния старост и полицаев. Лебедь обладал даром разведчика, от его наблюдений ничто не ускользало. Бурка внимательно слушал его, делал у себя на карте пометки, записывал в блокнот, запоминал.

Партизаны готовились помешать отправке на работу в Германию очередной партии молодежи, которую оккупанты «добровольно» набирали во время облав. От знакомого железнодорожника Лебедь узнал, что отправка их намечена через трое суток.

Бурка уточнил некоторые детали, спросил:

— В Снежинке случайно не был?

Лебедь спохватился:

— Да, я забыл доложить. В самой деревне не был, но был в соседних. Говорят, что там свирепствует ефрейтор-садист, душит людей без всяких на то причин, просто ради утехи. Не брезгует даже маленькими детьми.

— Вот как?.. — удивился Бурка. — А знаете, почему я спросил о Снежинке? Дело в том, что там при загадочных обстоятельствах погибла мать наших юных партизан братьев Овчаренко…

В это время, испросив разрешения, в землянку вошел Овчаренко-младший и доложил:

— Товарищ командир, задание выполнено. Немецкий ефрейтор Отто доставлен в лагерь…

…После успешного выполнения задания, отряд партизан, преследуемый карателями, отходил в лес. Шесть партизан прикрывали отход. Среди них братья Овчаренко — Наум и Сидор. Они залегли в канаве и вели огонь по гитлеровцам, пытавшимся перейти через железнодорожную насыпь. Когда основная группа партизан уже приблизилась к лесу, братья услышали цокот конских копыт: дюжина полицаев на лошадях спешила на помощь немцам. Впереди — главный.

— Смотри, смотри, да это же Остап, вот сволочь, — сказал Наум брату и приподнял автомат.

— Не смей! — грозно прошептал Сидор, но было уже поздно. Автоматная очередь прошила предателя, и он рухнул на землю.

— Теперь нам крышка, — сказал Сидор и достал гранату.

Озверелые полицаи спешились, начали окружать смельчаков. Завязался бой. Короткий и решительный. Убив двоих предателей, погиб Наум. Раненный Сидор истек кровью, но, когда к нему подбежал полицай, чтобы схватить его, раздался взрыв. Отважный партизан подорвал гранатой себя и своего преследователя…

Историю портрета, который был в танке Овчаренко, знали уже во всей бригаде. Часто факты со временем обрастают новыми подробностями и становятся легендами. Так случилось и с портретом Ленина. Иногда солдатские рассказы о портрете доходили до Овчаренко, и он только улыбался, понимая, что опровергнуть их уже нельзя, да и нужно ли?

После каждого боя личный состав бригады частично обновлялся. Одни убывали раненые и после лечения в бригаду больше не попадали, другие, как это ни прискорбно, попадали в графу безвозвратных потерь. Прибывшие на пополнение солдаты долго продолжают хранить любовь к своей прежней части, но со временем обретают новых товарищей и друзей, привыкают к ним, начинают гордиться боевыми традициями новой части. Биографию своей части солдаты также нередко приукрашивают, в результате чего получается, что во всей армии нет другой такой части и, конечно, в ней служат самые храбрые солдаты. Естественно: какому сыну чужая мать милее родной? А ведь часть — это та же семья, где братство куплено ценой жизни товарищей, ценой пролитой крови.

Как-то на привале Овчаренко услышал разговор двух солдат бригады. Одного из них он знал, а другой, очевидно, был новичок.

После обеда солдаты разлеглись на траве у своего танка, смотрели в светлое небо и вели спокойную беседу.

— Степан, — говорил старый боец, — а ты знаешь, сколько наша бригада уничтожила немецких танков? Более двухсот, браток. Понял?

— Постой, постой, — оживился Степан, — зачем загибаешь? Помню, ты раньше называл совсем другую цифру.

— То, браток, по предварительным данным, а теперь точно…

Старый солдат почувствовал, что хватил через край, и перевел разговор на другую тему.

— А о талисмане слыхал? — спросил он новичка.

— О каком таком талисмане?

— Так ты, браток, и этого не знаешь! Есть у нас ротный Овчаренко, с первого дня войны в танке портрет Ленина возит. Рабочие завода ему подарили, когда провожали на фронт. На портрете подпись самого Ленина, брат. Я сам видел.

— А при чем здесь талисман?

— Да при том, что в какие только переплеты ни попадал танк ротного, а на нем нет ни царапинки, словно завороженный, понял?

— Сказка, — усомнился Степан.

— Нет, браток, в бригаде каждый это знает, понял? Не берет немецкий снаряд танк старшего лейтенанта — и все тут.

Видимо, солдатам очень хотелось, чтобы это было именно так, ведь в танке — портрет самого дорогого на земле человека.

Конечно, пожилой солдат не мог не знать, что прошлой зимой в бою осколком вражеского снаряда в танке Овчаренко перебило гусеницу, но об этом он промолчал. А было так. Во время атаки Овчаренко бросился на выручку танку взводного. Выручить-то он его выручил, но в самый последний момент у его танка осколком снаряда сорвало правую гусеницу. Экипаж быстро оставил танк, выбравшись из него через нижний люк, и сразу попал в объятия мороза и сыпучего, как песок, снега. Когда они отползли от танка метров на пятьдесят, Михаил вспомнил, что второпях забыли взять портрет. Будь что будет, но он не может оставить его там. Решил испытать судьбу. Приказал экипажу выбираться с поля боя, а сам повернул назад, в сторону танка. Не успел он проползти и десяти метров, заметил, как танковый тягач, словно корабль из волн, выскочил из заснеженной балки и на полном ходу устремился к подбитому танку. Когда танк, взятый на буксир, спустился в лощину вместе со своим спасителем, Овчаренко облегченно вздохнул.