Фока Бурлачук - Нержавеющий клинок

Концерт продолжался.

— Товарищ полковник, — обратился Ласточкин к командиру части, — разрешите мне допросить майора при всем народе, на сцене. Пусть ребята послушают…

Подобного допроса никогда не устраивали, и командир долго не решался, но потом махнул рукой:

— Ладно, старшина, валяйте!

Командир хорошо знал сообразительного и находчивого снайпера, владевшего немецким языком, но все же предупредил:

— Смотрите, Ласточкин, без шуточек…

Ведущий объявил очередной номер: допрос немецкого офицера.

Увидев на сцене опрятно одетого, с орденами и медалями на груди Ласточкина и рядом с ним длинного немецкого майора в потрепанном мундире, солдаты дружно захлопали.

— Как и положено, вначале я спрошу у него о самочувствии фюрера, — сказал Ласточкин и повернулся к немцу.

Он еще не закончил переводить свой вопрос, как немец залопотал:

— Гитлер капут! Гитлер капут!

Громкий хохот прокатился по поляне. Перевода не требовалось.

Ласточкин спросил немца еще о чем-то. Все увидели, как тот побледнел.

— Я спросил у него, чего он больше боялся на фронте.

— Русиш «катюша», — ответил майор.

— Спроси, почему он раньше не сдался в плен, — крикнул кто-то из задних рядов.

Ласточкин переговорил с майором и объяснил:

— У него осталась дома жена, трое детей и мать. А семьи тех, кто переходит на сторону русских, по приказу Гитлера, уничтожает гестапо.

Затем на сцену поднялся командир части, держа в руках только что полученную радиограмму:

— Боевые друзья! — приподнято начал командир. — Только что получено радостное сообщение. Над рейхстагом взвилось красное знамя! Ура, товарищи!

Воины повскакивали со своих мест, и раскатистое, громкое «ура-а!» покатилось майским лесом. Кто-то громко запел «Широка страна моя родная». Песню подхватили сотни голосов.

Для нашей части этот радостный день был омрачен трагическим известием. На соседнем участке фронта шла подготовка к последнему наступлению, туда, по приказу командования, убыли все снайперы из нашей части. Когда старшина Ласточкин шел на свою позицию, начался артиллерийский налет противника. Осколком снаряда пробило каску старшины и, не приходя в сознание, он скончался…

В зале стояла суровая тишина. Гаевой раскрыл свой чемоданчик, достал оттуда пробитую осколком каску и сказал:

— Каску вашего однополчанина я привез вам… Память о грозном минувшем никогда не должна умереть. И она не умрет…

Провожали ветерана всем полком, гремел оркестр. Набежали дождевые тучи, стал накрапывать мелкий дождик, но дышалось легко и свободно…

Перед тем, как сесть в машину, старый воин подошел к дубу Ласточкина, снял артиллерийскую фуражку, которую ему подарили на память солдаты, и низко склонил голову. Видно, больше не увидимся, подумалось ему.

Надежда Андреевна Двинская родилась и выросла в городе на Неве. Дочь потомственного рабочего в семнадцать лет пришла на «Красный путиловец», ставший для нее родным домом.

Путиловцы гордились тем, что на их заводе в свое время работал токарем будущий всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин, а потом неоднократно выступал Ленин.

Десять тысяч путиловцев ушли отстаивать Советскую власть в годы гражданской войны и иностранной интервенции. В их числе был и муж Надежды Андреевны — токарь Григорий Двинский. Ушел и не вернулся. Володе было всего три года, когда у него не стало отца. Тяжелой зарубинкой в его памяти остались те годы, когда в углу комнаты, на тумбочке, круглые сутки мерцал фитилек маленькой лампадки. Его не тушили потому, что он был источником огня. Потуши фитиль — и тогда ни печку растопить, ни керосинку зажечь. Соседи часто забегали «одолжить» огонька. А еще он помнил, как в дни революционных праздников рабочие завода приносили ему подарки: самодельные игрушки, кое-что из одежды и продуктов. Володя мечтал стать токарем и быть сильным, как отец. От постоянного недоедания он часто болел.

Как-то, сидя у его постели, Надежда Андреевна шершавой ладонью гладила белокурую головку, тяжело вздыхала и выразила вслух свое заветное желание:

— Скорей бы ты подрос…

— Не волнуйся, мамочка, подрасту. Вчера я уже Аркашку поборол…

Володя выполнил свое обещание: в семнадцать лет пришел на завод. А оттуда комсомольцем добровольно пошел в Красную Армию. В Ленинград возвратился слушателем Военно-медицинской академии.

Еще когда сын учился на первом курсе, Надежда Андреевна задумала изготовить и преподнести ему подарок. После работы оставалась в цехе, вытачивала миниатюрные шахматные фигурки, а потом и доску для них. Володя с детства увлекался шахматами, вот мать и решила порадовать его. Ювелирная работа над шахматами отняла годы. Когда подарок был готов, мать задумалась: какую надпись сделать на них? Внезапно начавшаяся война подсказала: «Милому Володе. Возвращайся с победой. Мама. 22 июня 1941 г.».

Был прощальный вечер. В кругу друзей и родственников Надежда Андреевна вручила сыну подарок.

Володя обнял мать, поцеловал и, рассмотрев шахматы, удивленно спросил:

— Мамочка, кто сумел смастерить такое чудо? Это же произведение искусства!

— Все сделала своими руками, сынок, четыре года трудилась…

— Этими шахматами не играть, а только любоваться! — восхищался сын.

…Третью ночь подряд по пыльным июльским дорогам перемещались части артиллерийской дивизии. Ночи были короткие, и движение продолжалось до утра, пока авиация противника не подымалась в воздух.

На юрком «газике», в старом, запыленном плаще с воспаленными от бессонных ночей глазами, обгоняя колонны, мчался командир дивизии генерал-майор Харламов. Он хмуро поглядывал в ветровое стекло. Из головы не выходили слова приказа командующего фронтом: «Совершить форсированный марш и быть готовым к участию в прорыве обороны противника на левом фланге фронта…»

В голове частей дивизии шла бригада полковника Ризаненко. К рассвету она миновала город Опочку и теперь втягивалась в лес западнее реки Иссы. Небольшая полноводная Исса была последним пунктом перед остановкой частей на дневной отдых. Не оборачиваясь, генерал спросил у адъютанта:

— Мягков, сколько орудий отстало в бригаде Ризаненко?

— Я насчитал пять.

— Это черт знает что! — возмутился комдив. — Еще несколько переходов — и всю артиллерию оставим по кюветам. А нам ведь в бой и без передышки!

Генерал повернул голову к адъютанту, голос его смягчился, глаза потеплели:

— Скажи мне, Мягков, ты понимаешь значение слов: «без передышки»?

— Что же здесь непоятного? — ответил адъютант.

— Ничего ты, брат, не понимаешь… Вот, к примеру, взять немца. Хорошо он воюет? Хорошо, но без передышки не может. Без передышки он не вояка. Ему обязательно нужна передышка. Только наш, советский солдат способен воевать без передышки! Вот в чем секрет наших успехов…