Фока Бурлачук - Нержавеющий клинок

Екатерина не совсем поняла, что обозначает слово «негодяй», и переспросила:

— Это то же, что и свинья?

— Да, но только несколько хуже.

Ответ Орлова немного развеселил Екатерину, она заулыбалась и дважды повторила: «Негодяй, негодяй».

В тот вечер Петр III по требованию любовницы намеревался арестовать Екатерину, но его отговорил хозяин дома.

Спустя некоторое время Екатерина сдержала свое слово: добилась назначения Орлова на высокую должность казначея артиллерийских войск. Казначей хорошо понимал свою задачу. Уже через два месяца он и его младший брат сержант Алексей, также служивший в гвардии, завербовали на свою сторону больше сотни солдат в четырех гвардейских полках. Братья Орловы за короткое время сумели раскинуть по казармам гвардейских полков широкую сеть подкупа и пропаганды. Недостатка в деньгах не было.

Между тем дружба императрицы с Екатериной Дашковой укреплялась. В лице Дашковой великая княгиня нашла достойную подругу и союзницу, «решительную в ненависти и дружбе», — так характеризовал ее французский философ-просветитель Дидро. «Она, — говорил он, — не красавица, у нее большой, высокий лоб, полные щеки, глаза среднего размера, брови и волосы черные, большой рот, толстые губы, шея круглая и прямая… Никакого благородства, но много приветливости».

Екатерина вначале скрывала от Дашковой то, что она готовит заговор против Петра III, но однажды, ничего не подозревая, Дашкова доверительно спросила:

— Неужели нет никакой возможности избавиться от позорного правления его величества? Вы такая умная и проницательная. Да и вся гвардия его не любит…

— А вы пошли бы на риск?

— Только во имя вас…

— Мы уже приняли кое-какие меры, — призналась Екатерина.

Может, признание великой княгини побудило Дашкову в тот день записать в свой дневник: «Очарование, исходившее от нее, в особенности когда она хотела привлечь к себе кого-нибудь, было слишком могущественно… Я навсегда отдала ей свое сердце». А несколько позже в «Собеседнике любителей российского слова», издававшемся при Академии наук, Дашкова поместила четверостишие, посвященное будущей императрице:

Екатерине очень понравилось четверостишие. Сразу после прочтения его она написала Дашковой:

«Я прошу, — нет, я умоляю вас не пренебрегать таким редким талантом… Обвиняйте меня в тщеславии, в чем угодно, но должна сознаться, что не знаю, приходилось ли мне когда-нибудь читать такое правильное поэтическое четверостишие. Не менее ценю его как доказательство вашей любви, благодарю вас сердцем и душой, только заклинаю любить меня. Я с наслаждением ожидаю тот день на будущей неделе, который вы обещали провести вместе со мною, и надеюсь, что это удовольствие будет теперь продолжаться чаще… Смею лично уверить вас в моем уважении и преданности и, как всегда, со всем удовольствием подписываюсь:

Необычные умственные способности и изумительная энергия сыскали Дашковой многих поклонников. Без ума был влюблен в нее пожилой граф Панин. Несмотря на огромную разницу в годах, Панин не стеснялся ухаживать за ней, зная, что Дашкова была временно одинока. Вступив в заговор и не будучи полностью уверенной в удаче, она знала, какие могут быть последствия, и, чтобы не подвергать опасности любимого мужа, выхлопотала ему пост русского посла в Константинополе.

Екатерина уже имела сообщников в гвардии, недоставало их лишь среди государственных деятелей. Правда, к заговорщикам примкнул Разумовский, но этого было мало. И тогда, зная, что граф Панин неравнодушен к Дашковой, уговорила ее «склонить его собою». После некоторого колебания Дашкова согласилась, и Панину отвели соответствующую роль в заговоре. Панин воспитывал сына Екатерины — Павла, которому было 8 лет, и тайно надеялся, что через десять лет корона перейдет наследнику. Но прошло десять лет, а Екатерина и не помышляла о передаче короны. Тогда граф Панин и его брат, фельдмаршал Панин, княгиня Дашкова, князь Репнин и многие из гвардейских офицеров вступили в заговор с целью свергнуть с престола царствующую без права Екатерину II и возвести вместо нее сына Павла; тот не возражал и уже утвердил предложенную Паниным конституцию. Благодаря предательству одного из секретарей Панина императрица узнала о заговоре. Павел принес повинную, а его соучастников Екатерина II окружила надзором. Корона, к которой рвался Павел и которой в конечном счете завладел, погубила его.

Но все это было потом…

В конце июня император сказал Екатерине, что отъезжает в Ораниенбаум. Она не стала спрашивать зачем, так как знала, что там его ждет любовница Елизавета Воронцова.

— А ты, — сказал император, — отправляйся в Петергоф и распорядись тама подготовить все ко дню моего ангела. Я приеду туда, а затем отправлюсь в поход…

Повинуясь мужу, Екатерина в тот же день отбыла в Петергоф, где началась подготовка к предстоящему балу. Два дня спустя в Петергоф примчались братья Орловы и доложили, что один из заговорщиков, капитан Пассек, арестован.

— Ни дня промедления! Сегодня же мы должны быть в Петербурге. Вас ждет гвардия, — настаивал Григорий Орлов.

Вместе с братьями Орловыми Екатерина прибыла в Петербург и приступила к делу. Позвала Дашкову, и, переодевшись в гвардейские костюмы, они в сопровождении Орловых прибыли в Измайловский гвардейский полк, шефом которого считался сам император. Собрав полк, заговорщики объявили, что минувшей ночью Петр III якобы собирался убить жену и сына, а потому Екатерина объявляет себя императрицей.

— Да здравствует императрица Екатерина Вторая! — громко кричали гвардейцы, заранее подготовленные к этому.

— Императрице Екатерине Второй — ура! — несколько раз выкрикнул молодой гвардеец Потемкин (будущий фельдмаршал).

В казармах гвардейских полков звучали бурные приветствия в честь императрицы Екатерины II, но перед принятием присяги произошла заминка: некоторые офицеры во главе с офицером Пушкиным отказались присягнуть Екатерине. Дело, так хорошо задуманное, пошатнулось. Григорий Орлов, подозвав брата Алексея, распорядился:

— Бери лошадей и мигом за Разумовским, доставь его сюда без промедления!

Разумовский прибыл одетый в фельдмаршальскую форму. Взбунтовавшихся офицеров арестовали. Александр Сергеевич Пушкин в «Моей родословной» так описал эти события: