Илья Штемлер - Уйти, чтобы остаться

— Ты давно ждешь?

— С двенадцати.

На Ирине меховая куртка, теплые ватные штаны и пимы. Обычная рабочая одежда астронома. Попробуй часами, не двигаясь, сидеть у телескопа зимней ночью.

— Хочешь мандарин?

Ирина протянула Вадиму плотные промерзшие кулачки. Мандарины были совсем спелые, и шкурка тянулась цельным закрученным серпантином. И падала в снег золотой стружкой.

Вадим положил в рот сразу весь мандарин. Зубы пронзил резкий холод. Он часто задышал, стараясь согреть плотный шершавый комочек…

Ирина старательно отщипывала каждую дольку и долго дышала на нее, прежде чем прикусить ровными, удивительно белыми зубами.

— Готовитесь к завтрашнему докладу?

— Устинович считает, что недостаточно пластинок в ультрафиолетовом спектре.

Они говорили медленно, словно ощупывали друг друга словами.

— В городе появились мандарины. Устинович принес целую сетку, — произнесла Ирина..

— Помню, как их вкладывали в новогодние елочные подарки, — ответил Вадим и добавил: — Я очень скучаю по тебе.

— Не думаю.

— Почему?

— Тебе было не до меня. Ты был занят Вероникой.

— Я как-то заходила к тебе… Тетя Женя сказала, что ты уехал к Веронике.

— Ну и что?

— Ничего. Просто ты не скучал по мне.

— Нет, я скучал… Но ты меня избегала. Мы так нелепо расстались. Ты сама виновата, — Вадиму казалось, что он крикнул. — Ты слишком… самонадеянна. Ты считаешь, что владеешь истиной… Это тягостно, — Вадим не хотел это говорить. Получилось как-то помимо воли. Упоминание о Веронике сбило его с толку.

— А с ней тебе было просто. Она тебя понимала. И сочувствовала. — Ирина не скрывала иронии.

— Представь, да. Она меня понимала…

— Особенно в последнее время, — резко перебила Ирина.

Помолчали. Снег вкрадчиво похрустывал, рисуя след в виде глубоких капель у Вадима и бесформенных плюх от Ирининых пимов.

— Как-то неудобно ругаться с тобой и в то же время есть твои мандарины, — произнес Вадим.

— Тогда расскажи что-нибудь, — Ирина взяла Вадима под руку. И Вадим почувствовал необыкновенную нежность к Ирине. Как тогда, давно, в ту первую ночь, когда он остался у Ирины. Он вспомнил, как они долго, лениво-усталые, разговаривали обо всем. О теории Хойла, об Устиновиче, об университетских знакомых. Пробило три удара, потом еще один. Половина четвертого.

И Вадим еще вспомнил, что уже назавтра он не испытывал подобного чувства. Оно куда-то пропало, как медленно стекающая вода. То есть он был так же нежен с Ириной, как и в первую ночь. Но только внешне. Себе-то он мог в этом признаться…

И вот сейчас Вадим испытывал то искреннее чувство, как в ту первую, ставшую уже далекой ночь…

Вадим остановился и провел ладонью по ее лицу. Ирина прикрыла глаза и прислонилась к его груди. Пальцы Вадима нащупали холодные камешки клипсов.

— Вот еще. Зачем ты их надела в павильон?

— Мне хочется нравиться хотя бы себе…

Они пошли дальше, поддерживая друг друга за талию.

— В детстве была такая игра «замри», — произнесла Ирина. — Сейчас мне кажется, что какой-то добрый волшебник сказал «замри»… Ну, хотя бы что-нибудь пошевелилось. Нет?!

— Ага, — подтвердил Вадим.

— Что ты делал сегодня вечером?

— Разбирал кое-какие работы Киреева. И еще одного человека.

— Зачем?

— Я с тобой, об этом хотел поговорить, Ира… Вадим рассказал о визите к Савицкому. Правда, он не назвал фамилии. Просто о визите к одному из сотрудников отдела… Его интересовало мнение Ирины.

Вадим напряженно прислушивался. Несколько минут Ирина молчала, прежде чем произнесла:

— Как у Шекспира: «И этот бог, какой ничтожный идол!»

— В том-то и дело, что… Понимаешь, Ирина, работа Киреева интересна. Свои, именно киреевские мысли. Я их ни с чьими не спутаю… Мне казалось, что тот, другой, позаимствовал идею у Киреева, а не наоборот. Вот что странно. Конечно, есть неоправданные ходы. Киреев, например, избежал теорему Соболева и наворотил что-то сложное, запутанное.

— Что тебе сказать, — перебила Ирина. — Честно говоря, я не верю, чтобы Киреев мог допустить такое. Так он поступить не мог, мне кажется… Впрочем, кто знает…

— Не могу поверить… Знаешь, у этого человека тяжело сложилась жизнь. И он какой-то ущербный, что ли… Может быть, заблуждение? И он сам не замечает? Сколько известно случаев, когда одни и те же темы решаются одновременно и независимо. Совершенно разными людьми…

— Тебя очень это мучает, Дима?

— Очень.

— Почему?

— Я верю в порядочность Киреева. Я очень его уважаю… Но у кого нет недостатков? Я учился у него. Это очень сложно.

Снег пошел неожиданно и сразу густыми хлопьями. Видно, его нагнали тучи, что подползли с севера. А хлопья почему-то казались теплыми…

— Знаешь, пойдем ко мне, — предложила Ирина.

— А тетя?

— Господи, у меня же есть своя комната. Или ты забыл?

— Ты очень этого хочешь, Ирина?

— Не всякий вопрос можно задавать женщине… Неуклюжий ты парень, Димка.

Вадим ошалел от радости. Он схватил Ирину на руки и сделал несколько шагов. Ирина болтала ногами и хохотала. И вдруг притихла.

— Ключи?! Только что выскользнули…

Минут пять они ползали на четвереньках, перебирая снег руками. Пальцы смерзались и плохо сгибались. Вадим клял себя последними словами. Вслух и про себя.

— Ведь счастье было так возможно, так близко, — еле сдерживая раздражение, проговорила Ирина.

Вадим себя почувствовал виноватым вдвойне. Он готов был пожертвовать чем угодно, только бы нашлись проклятые ключи.

И они нашлись!

Вадим сел на снег и принялся хохотать, потряхивая ключами, как кастаньетами. Рядом в снег плюхнулась Ирина. Устала… Ей-то что — меховая куртка и штаны, да еще и пимы. Ирина легла на спину. Снег бархатными хлопьями летел в лицо, повисая на ресницах.

— Знаешь, французы запустили ракету типа «Вероника». С котом Феликсом на борту.

— А ты злая, — ответил Вадим, не переставая бренчать ключами. — Ты мне никогда этого не простишь.

— Я — ревнивая, — серьезно ответила Ирина.

А снег все шел. И почему-то норовил в лицо.

— Вы не находите? Ангел, что в центре компании, напоминает меня.

Вадим взглянул на потолок. И вправду, у ангела было какое-то сходство с Киреевым. Розовое полное лицо, мощная шея и белые женские руки. И еще голубые маленькие глаза.

— Я всю жизнь улавливаю это сходство. Словно он стареет вместе со мной.

Киреев осторожно размешивал в стакане чай, чтобы не плеснуть на бумаги, разложенные на столе. Он был в просторном плюшевом халате с шелковым шнурком, который то и дело развязывался.

— В котором часу передавали объявления?

— В половине девятого, — ответил Вадим.