Анатолий Буйлов - Большое кочевье

— Да, но у хозяина двор всего на пятнадцати сотках, а у нас пятьсот километров в одну сторону, — заметил Николка.

— Поэтому и надо много ходить. А будешь сидеть в чуме — всех оленей растеряешь.

Вскоре начался крутой подъем, и Костя смолк. К полудню преодолели половину пути.

Более мрачного пейзажа Николка не видел даже во сне. Здесь не было ни причудливых отвесных скал-останцов, ни обрывистых каньонов с бурлящими внизу ключами: всюду, куда доставал взор, застывшими каменными волнами стояли серые каменные хребты, виднелись глубокие цирки из беспорядочно набросанных больших и маленьких камней, которые гулко постукивали под ногами, а иногда вдруг оживали и, зловеще скрежеща, начинали медленно сползать по крутому склону, и вскоре могильную тишину резко вспарывал быстро нарастающий и так же быстро стихающий дробный стук, похожий на пулеметную очередь. Ни деревца, ни пучка травы. Громкий разговор, подхваченный многократно усиленным эхом, превращался в страшные неземные звуки, и поэтому пастухи большей частью угнетенно молчали, а если и говорили, то негромко, невольно озираясь, словно опасаясь, что их кто-то подслушает. Но все было здесь пусто. Даже вездесущие пищухи не оживляли резким свистом это вечное каменное безмолвие.

Только в сумерках добрались до перевала. Здесь место было более оживленное, по крайней мере на склонах распадка, куда спустились на ночевку, кое-где росли чахлые, низко стелющиеся кусты стланика.

С трудом набрав две вязанки сухого стланика, пастухи разожгли около родничка небольшой костер.

Ночь была холодная звездная и очень длинная. На рассвете, хорошенько проверив перевал и не обнаружив оленьих следов, пастухи зашагали в обратный путь.

— Напрасно ходили, — с досадой говорил Костя. — Оленей сюда калачом не заманишь.

К тарбаганьим норам пришлось спускаться по крутому распадку едва ли не ползком, ежеминутно рискуя сорваться вниз и разбиться насмерть — далеко внизу чернели камни и блестело море. Справа и слева от распадка высились неприступные отвесные скалы, где-то у подножия этих скал глухо шумели волны.

— Это единственное место, по которому можно спуститься к тарбаганам, — объяснил Костя, цепко ухватившись за выступающий из земли камень. — Можно еще со стороны моря на лодке подойти. Да кому здесь на лодке плавать? Безлюдье!

Тарбаганьих нор было четыре, каждая из них располагалась одна от другой метрах в десяти. Две норы были под скалами, две — около устья распадка, чуть в стороне от камнепада и выносов ручья.

— Это вот летняя нора, — указал Костя на одну из нор около устья распадка. — А под скалой — зимние норы, там они зимуют.

— Ну, а где же сами тарбаганы? — нетерпеливо перебил Николка, озираясь по сторонам.

— В летней норе спрятались. Разве ты не слышал, как они свистели? Ну, совсем ты глухой, однако. Мы только к распадку подошли, а они уже засвистели — значит, услышали нас. Сидят теперь в норах, ждут, когда мы уйдем. Спрячемся и будем караулить их. Только ты не шевелись, может, полчаса придется ждать.

Ждать пришлось гораздо дольше. Николка с завистью посматривал на замеревшего с невозмутимым лицом Костю, удивляясь его терпению. Николка же то и дело менял позу. Вскоре ему стало казаться, что тарбаганов никогда возле этих нор не было и не будет, что их давно сожрали медведи или все они сдохли.

Но вдруг из ближней норы показалась лупоглазая мордочка зверька. Он долго принюхивался, не решаясь выйти. Николка замер, чувствуя, что дрожит. Убедившись в безопасности, тарбаган метнулся на земляной бугорок и, встав на задние лапки столбиком, пронзительно свистнул, и в ту же секунду рядом с ним появился другой тарбаган, похожий на необыкновенно толстую рыжевато-бурую кошку с обрубленным хвостом. Оба зверька неподвижно стояли на бугорке и таращили на белый свет черные пуговки глаз.

Костя медленно поднял малокалиберную винтовку, чуть высунул ствол из-за камня и выстрелил. Толстый тарбаган упал как подкошенный. Второй отпрыгнул к норе, но не скрылся в ней, а стал недоуменно смотреть на убитого.

— Стреляй! Стреляй скорей! — азартно зашептал Николка.

— А зачем нам второй! — громко и весело сказал Костя, и Николка увидел, как мелькнул в норе тарбаганий хвост.

Николка удивленно посмотрел на Костю:

— Ты что, Костя? Почему не стрелял второго?

— Нам, Николка, и одного вполне хватит, — поднимаясь на ноги, сказал Костя и вдруг недовольно спросил: — А зачем тебе второй тарбаган?

От неожиданности Николка отпрянул — никогда еще он не видел своего товарища таким раздраженным.

— Как зачем? Ну, шапку сшить, ты же сам говорил, что шапка крепкая из них…

— У тебя же есть шапка! Тарбаганов мало. Одного убили — хватит! И не ради потехи мы его убили. Жир Ахане нужен для лекарства — легкие лечить. И ружья смазывать можно жиром. Года через два еще одного тарбагана убьем. Так нужно делать, а ты жадничаешь.

Николка пристыженно молчал.

— Ну, ладно, не обижайся, — Костин голос чуть потеплел. — Неси тарбагана, ты привык камни таскать. Наверху чай попьем.

Наверху около костра Костя ободрал и обезжирил тарбагана, мясо и шкуру с жиром густо пересыпал солью и завернул в кусок брезента.

Потом они шли вдоль берега моря по торной медвежьей тропе. Ярко светило солнце. С моря веяло прохладой и доносились скрипучие голоса чаек. Идти по торной тропе вслед за Костей было приятно, оттого и мысли у Николки рождались в голове приятные, светлые. А мечтать он любил, сочиняя невероятные истории, в которых он сам и главный герой, и судья.

Хороша была ночевка под открытым небом на берегу моря! Костя разжег под скалой огромный костер из плавника. Когда камни прогрелись, он отодвинул костер от скалы подальше, а на это место настелил стланиковых веток. Ароматный смолистый дух всю ночь приятно дурманил голову, было тепло, и не хотелось шевелиться. Сквозь сон Николка слышал негромкий шум волн, потрескиванье костра. Слышал еще скрип гальки, сопенье, глухие удары, кашель. «Костя бревна таскает в костер, — догадался Николка, — тяжелые бревна, надо помочь ему». Он попытался встать, но чей-то елейный голос шептал на ухо, успокаивая: «Ничего, пустяки, справится Костя без тебя, спи, не шевелись…»

Утром он признался товарищу:

— Слышал я, как ты ночью бревна ворочал, хотел встать помочь тебе, да лень переборола, пригрелся так…

— Ничего, не переживай, — великодушно улыбнулся Костя, — бревна сухие, нетяжелые. Когда-нибудь и мне поспать захочется, я тоже заленюсь, так ты ж ведь не станешь меня будить попусту? У нас вообще не принято будить спящего человека. Если спит человек крепко, ничего не слышит — значит, устал он или так ему хочется.