Юрий Колесников - Тьма сгущается перед рассветом

— Сделаем, сделаем, милый… Не бойсь, я все сделаю… Иди с богом! — и, перекрестив Илью, он наказал внуку вывести его к трамвайной остановке окольными переулками.

Мальчик отмахнулся:

— Да знаю я… Пойдем через огород и выйдем к лицею Михая Храброго!..

Проводив внука и прихрамывавшего Илью, старик снова перекрестился и закрыл дверь.

Идти было очень тяжело, но Томов старался не обращать внимания на боль. Он думал об одном — как бы скорее добраться до трамвайной остановки. Кругом, на счастье, не было ни души. Мальчик несколько раз принимался расспрашивать Илью, откуда он бежал, как его ранило и почему наручники только на одной руке?

Томов отвечал, что приходило в голову, но потом попросил его помолчать:

— Могут услышать!..

Мальчуган кивнул головой. Однако немного погодя не вытерпел и снова спросил:

— А правда, вы за рабочих?.. Дед сказал, что вас ранили за то, что продавали какие-то газеты, которые заступаются за бедных… Это правда?

— Правда… Но давай лучше помолчим… Прошу тебя, мне плохо…

Дальше шли молча. А когда добрались до какой-то улицы, мальчик вдруг предложил изменить маршрут, вспомнив, что близко полицейский пост.

— Мы лучше сейчас свернем к улице Попа Нан, там спокойнее, — предложил он. Илья согласился. Здесь уже начались более или менее освещенные улицы. Но кругом по-прежнему не было ни души. Откуда-то неподалеку донесся звон трамвая. Илья вздохнул… Мокрые от крови белье и штанина, липли к телу. Томов все чаще останавливался, отдыхал, поправлял листовки и газеты. Рука ныла, казалось, что она зажата в тиски. Томов держал ее в широком кармане куртки. Впереди показалось что-то похожее на притаившегося человека. Малец остановился, но тут же пошел следом за Томовым, который теперь ни на минуту не замедлял шага: другого выхода не было. Когда они подошли ближе, оказалось, что это был вкопанный в землю столбик… Пройдя еще немного, они увидели на противоположной стороне бодегу; возле нее, въехав одним боком на тротуар, стояла легковая машина. У Ильи мелькнула искорка надежды: «Вот если бы такси!»…

Мальчику, очевидно, пришла в голову та же мысль, он предложил сбегать посмотреть, есть ли шофер. Но Томов не согласился.

— Знаешь, ты лучше вернись. Я уж теперь сам доберусь.

И хоть мальчуган предлагал проводить его до самого дома, Илья отказался.

— Нет, спасибо, ты лучше иди. А то, чего доброго, отец может придти домой раньше, увидит, что тебя нет, и начнет расспрашивать, где был, зачем да почему… Не надо этого. Кто знает, как может все повернуться… А так лучше… Ты меня вывел, спасибо тебе, теперь я и сам доберусь…

Мальцу, как видно, не хотелось уходить. Он тяжело вздохнул, попрощался и, оглядываясь, поплелся обратно.

Томов добрался до бодеги, посмотрел на номер машины и обрадовался: такси!

Несмотря на то, что ставни бодеги были закрыты, изнутри неслись звуки скрипки и кто-то, надрывая глотку, пел: «И оф, оф, оф!.. Мой Раду пил и угощал, но меня, бедную, не вспоминал!..»

Томов прижался к стене. От боли он не мог сделать шага. Внезапно дверь бодеги распахнулась и, когда клубы пара рассеялись, он увидел на крыльце двух изрядно пьяных женщин и мужчину. Смеясь и разговаривая, они спустились к машине. В это время к бодеге подошел постовой полицейский; поднявшись на цементную площадку, он искал в застекленных дверях оттаявшее местечко и, наконец, найдя его, с интересом припал к стеклу.

Илья тоже притворился пьяным и направился к машине. Ему сейчас не хватало встречи с полицейским… Однако полицейский, сняв башлык, громко высморкался и, не обращая внимания на Илью, перешагнул порог бодеги.

Пьяный мужчина оказался шофером такси, а девицы — его пассажирками. Судя по жаргону, Илья заключил, что это проститутки. Они уже сидели в машине, когда Томов, покачиваясь, подошел к передней дверце и, заглянув в окно, сказал шоферу:

— Дружище! Может, подвезешь и меня заодно? Плачу двадцатку!..

Шофер пренебрежительно посмотрел на Илью и ответил ругательством. В этот миг полицейский вышел из бодеги и, самодовольно крякая, направился к машине.

Томова бросило в холодный пот. Он снова начал упрашивать шофера и предлагать деньги. Когда полицейский уже был рядом с ним, задняя дверца машины открылась и вторая девица, окинув Илью оценивающим взглядом, процедила сквозь зубы:

— Котик, поедешь ко мне на Круча де пятрэ? Тогда садись!

Илья еще не успел произнести и слова, как почувствовал на своем плече тяжелую руку полицейского. У него подкосились ноги: что делать? Бежать? Невозможно! И он продолжал притворяться пьяным. Грубо повернув Илью лицом к себе, полицейский сказал:

— Ну, чего стоишь, дурила!.. Езжай, коль приглашает! Согреешься… А то едва на ногах держишься, замерзнешь к черту у какого-нибудь забора и потом делов еще с тобой будет… Езжай, ну!

Томов пробормотал, что готов ехать «хоть на край света, раз так велит господин полицейский начальник!..»

Довольная его покладистостью, девица обратилась к шоферу, который обнимал сидевшую рядом с ним:

— Никушор, возьмем и его! Ладно?..

Илья не расслышал ответа, но почувствовал, как она схватила его за отекшую руку и стала втаскивать в машину, а полицейский помогал ей.

Скрипя зубами от боли, Илья влез в машину, полицейский принялся клянчить у девицы несколько лей на папиросы. Томов протянул какую-то монету свободной рукой, шофер нажал на стартер, и они отъехали. Обессиленный, замерзший, в окровавленном белье, с подпольной литературой за поясом и засунутой в карман онемевшей рукой, он, как только такси тронулось, оказался в объятиях девицы… «С корабля на бал» — подумал Илья. От соседки несло никотином и ментоловой настойкой… Томова от отвращения мутило, а девица уселась к нему на колени и лезла целоваться.

Шофер гнал машину по мерзлому булыжнику, казалось, вот-вот они врежутся в какой-нибудь столб. Сидевшая у Ильи на коленях красотка не переставала гнусавить:

— Значит, едем ко мне?

Илья что-то бормотал, утвердительно кивал головой, но думал о своем. Девица же сжимала Илью в объятиях и хмельным голосом твердила:

— Едем ко мне!… Жми, Никушор, на всю железку!.. У меня хорошо. Правда, не топлено, но согреемся… Я пью менту, цуйку и даже кислое… Но люблю мужиков честных… Настоящих!

Когда машина резко сворачивала или тормозила, Илья сбрасывал свою спутницу с колен. Однако она, ничего не замечая, усаживалась на прежнее место и снова приставала:

— Если полюбишь меня по-настоящему, я тебя озолочу! Понимаешь, что я говорю? Или я тебя растерзаю на кусочки! Слышишь? Ты не смотри, что я такая… У меня знаешь сколько денег?.. Вот будешь моим постоянным, и все будет твое! Только любовь у нас должна быть настоящей!.. Слышишь?