Марк Гроссман - Годы в огне

Однако удары по челябинскому партийному подполью и внезапный отъезд куреня на фронт нарушили планы. Теперь приходилось вносить в них серьезные изменения.

За три месяца нынешнего, девятнадцатого года удалось вовлечь в движение новых единомышленников, выяснить истинное лицо каждого бойца в сотнях, точно определить, кого следует опасаться. Ревком приказал подпольщикам: добейтесь доверия начальства; установите внешне хорошие отношения со всеми без исключения; завоюйте любовь и доверие солдатской массы полка. Ни с кем никаких дрязг, создайте в курене впечатление полного благополучия.

Пятерки подполья составлялись из людей, связанных меж собой узами землячества, родства или дружбы. Сделать это было нетрудно: за исключением Лебединского, Орловского, Киселева, Иштвана и Колчука, нескольких десятков местных казаков и пленных красноармейцев, весь остальной курень состоял из уроженцев Холмского уезда Люблинской губернии. В первые месяцы мировой войны их эвакуировали с далекого запада страны в Челябинск и соседние казачьи станицы. Все это был достаточно грамотный народ, а Степан Пацек, Максим Мартынюк, Роман Талан и Феодосии Романенко до вступления в курень сидели за партами учительской семинарии.

Готовясь к восстанию, ревком создал в каждой сотне, во всех командах, прежде всего — в пулеметной, ударное ядро из влиятельных и отважных людей, способных в решительный час повести полк за собой.

Однако ВРС, вместе с тем, опасаясь филеров и провокаторов, запретил всякие разговоры о восстании.

Твердо веря в грядущий успех, подполье загодя создало управление полка: командир — Степан Пацек, начальник штаба — Василий Орловский, ротные — Дионисий Лебединский, Максим Мартынюк, Федор Колчук, Василий Король. Пулеметную команду должен был возглавить Михаил Забудский, конную разведку — Аким Приходько, связь — Василий Киселев.

Все понимали: чем больше пятерок, тем острее риск провала — в боевые ячейки могли проникнуть предатели. Особенно остро стала ощущаться эта угроза в марте 1919 года.

Как известно, в конце этого месяца челябинское подполье попало под удар контрразведки Западной армии Колчака. Предатель, внедренный в красный Центр, выдал все руководство большевиков, и отделение Гримилова-Новицкого схватило шестьдесят шесть человек.

Вскоре выяснилось, что этот ужасный провал не коснулся лишь куреня и железной дороги: провокатор ничего не знал о них.

Но все равно контрразведка не могла оставить без внимания украинские сотни, и ревком понимал: в полку не без агентов врага.

Тогда же Киселев получил по партийным каналам сведения о филерах контрразведки. ВРС немедля предупредил своих об этом.

Курень нес в городе охранную службу. Его посты стояли в штабах Западной армии и 6-го корпуса, возле банка, у артиллерийских и оружейных складов. Именно потому подпольщики ухитрялись многое узнать о делах и замыслах генералов.

Дионисий Лебединский командовал постами в штарме: один у главных ворот, второй — у гаража автомобилей и бронемашин, два — внутри штаба. Это позволяло наблюдать за управлением и порядками, запоминать их для нужд мятежа. Разумеется, сведения были поверхностные, но и они могли пригодиться.

Военно-революционный совет полка усиленно устанавливал связи с солдатами огневых складов, с узлом железных дорог и телеграфом армии.

Киселев и Орловский поручили Лебединскому наладить контакт с солдатом окружного артиллерийского склада Петром Евлампиевичем Алексеевым.

Артиллериста только что, в марте 1919 года, мобилизовали в колчаковскую армию. Алексеев искренне ненавидел белых и готов был сделать все, что в его силах, для победы красного дела.

Прежде всего Дионисий попросил нового товарища рассказать об офицерах склада, есть ли у них грехи, какие можно использовать в интересах подполья?

Алексеев сообщил, что артскладом, занимающим подвалы челябинского элеватора, ведает полковник Кислов, трезвый, суровый и неподкупный человек.

Бараки бывшей челябинской таможни приспособлены под склад винтовок, ручного оружия и боеприпасов. Им управляет генерал, о котором Петр Евлампиевич пока ничего не сумел узнать.

Зато вторым человеком на складе боеприпасов оказался вполне подходящий офицер пиротехник Казанцев. Он часто исчезал в кабаки и поручал Алексееву принимать и отпускать боеприпасы.

Старший бригадир этого склада Анисим Григорьевич Андреев возглавлял подпольную группу, в которую входили еще два складских шофера. Теперь все солдаты этой тайной тройки получали задания от Лебединского, которому их, в свою очередь, передавал от имени горкома Киселев.

Затем Лебединский и Алексеев установили связь с Иваном Ваулиным и Иваном Тупикиным, однодеревенцами Петра Евлампиевича, служившими в военной столярной мастерской на станции Челябинск. Таким образом все эти подпольные группы были объединены и понемногу снабжали боевиков оружием, припасами и необходимыми сведениями.

Однажды к складу на ломовой телеге подъехал партизан Николай Алексеевич Зубов. Одетый в шинель с погонами старшего унтер-офицера, он предъявил документ на оружие.

Предупрежденный о приезде товарища, Алексеев выдал Зубову десять наганов, одиннадцать ящиков винтовочных патронов и ящик гранат.

Требование на оружие, предъявленное Алексееву, изготовил сам Алексеев. Печати из свинца сделал его зять кузнец Иван Васильевич Васичков из Невьянского завода соседней губернии.

Кроме того, группа постоянно вербовала людей в подполье и снабжала их подложными документами. «Липу» на складской пишущей машине печатал брат Ивана Тупикина, а печати воинского начальника и медицинской комиссии ставили Дмитрий Иосифович Пигин и Дмитрий Гаврилович Сумин.

Солдатам, не желавшим служить у белых, вручали фиктивные справки о болезнях. Так удалось освободить от воинской службы почти триста человек.

Конечно, в этой сложной и грозной работе не обходилось без потерь. Контрразведка Западной армии схватила с небольшими перерывами Ивана Тупикина и Николая Зубова. Подпольщики погибли в подвалах Гримилова-Новицкого, не выдав товарищей.

К концу марта 1919 года в курене было шестнадцать пятерок, то есть восемьдесят готовых ко всему, бесстрашных и беспощадных людей, вожаков своего полка.

Куренное начальство догадывалось, что полк — это бочка с порохом и в любое время может прогреметь взрыв: Гримилов то и дело предупреждал об этом Святенко. Но помешать призракам невозможно, и офицеры пили горькую, горланили песни и шлялись к продажным бабам всякого сорта.

Воспитывали «козаков» бунчужные. Впрочем, фельдфебели себя утруждали не слишком: вечером поверка, молитва «Отче наш» и гимн самостийников «Ще не вмерла Украина». Иногда сотни отправлялись в кинематограф, где смотрели специально подобранные картины. На фильм «Жизнь и страдания Иисуса Христа» с куренем потащился старый полковой попик. Потом он целую неделю морочил бойцам голову, утверждая, что муки Христа и муки России, распинаемой на Голгофе, это совершенно одно и то же. Попика не слушали, грызли семечки, вспоминали добрых, не очень строгих женщин.