Марк Гроссман - Годы в огне

Тухачевский склонился над картой и некоторое время молча разглядывал ее, будто лишний раз хотел убедиться в точности своих доводов.

— Стало быть, мы условились: тракт годится лишь для десятка полков. На Бирскую дорогу нацелена 27-я дивизия Павлова. Но одних ее сил мало, чтобы обеспечить успех Златоустовской операции. Фронт белых, как вы знаете, держат соединения Каппеля, а за его центром стоит резервный корпус Войцеховского, готовый войти в боевую линию, то есть туда, куда его позовут обстоятельства.

Эйхе, Белицкий, Гончаров все напряженнее вслушивались в слова Тухачевского: командарм пока не сказал ничего о главных силах 26-й дивизии, хотя было ясно, что именно им предназначено то, ради чего он так внезапно приехал сюда.

Михаил Николаевич поднялся из-за стола, медленно прошел по диагонали комнаты, сел.

— Но, надеюсь, вы понимаете, — снова заговорил он, — Иван Никитович и я приехали сюда совсем не для того, чтобы сообщить вам прописи. Мы не можем, как знают все, избежать фронтального выжимания неприятеля в горах, но природа здесь — союзница обороны. Наступление вдоль «чугунки» и по тракту сулит нам кровавые труды и весьма проблематический успех. Но, может, есть еще один, лучший путь?

Тухачевский заключил с совершенной уверенностью:

— Такой путь есть. Это — долина Юрюзани и сама Юрюзань!

Эйхе и Гончаров переглянулись. Белицкий чиркнул спичкой, закурил, чуть приметно пожал плечами: что еще придумал командарм! Это, право, безумие! Даже учебники свидетельствуют: долина Юрюзани непроходима, во всяком случае, для больших масс людей, да еще с орудиями, конницей, обозом.

Смирнов хранил молчание, и Эйхе с неудовольствием подумал, что командующий, конечно же, обо всем заранее уговорился с членом РВС.

Тухачевский заметил смущение и настороженность слушателей и сообщил суховато:

— Пока это не приказ — вы вправе спорить.

Но все молчали, не желая торопиться.

— Позвольте обратить ваше внимание на реки фронта. Синие жилки воды испещрили карту. Об Уфе я скажу позже, а теперь взгляните на Сатку, Сим, Катав, Куторку, но особенно пристально — на Ай и Юрюзань. Именно они, эти две последние реки, впадают в Уфу и, следовательно, могут вывести нас, против течения, на Уфимское плато.

Но Ай слишком далек от главных армейских сил и весьма петляет.

Остается Юрюзань. Совершите, пожалуйста, мысленное путешествие по реке. Вы видите: ее исток в глуби Южного Урала, севернее массива Ямантау. Оттуда река, сломя голову, несется на запад, то опускаясь к югу, то бросаясь в обратном направлении. Дважды, в начале и конце пути, Юрюзань — в глубоких каньонах гор.

Нас интересуют последние сто-сто пятьдесят верст. Ибо здесь, в нижнем течении, река прорезает Уфимское нагорье — важнейшую цель трех дивизий армии.

Именно туда, на плато, покоящееся в бассейнах Уфы, Юрюзани и Ая, обязан ворваться наш левый фланг, чтобы там, на плоском или слабохолмистом рельефе, напасть на тыл Колчака и потрепать его. Но еще важнее следующий этап. Отбрасывая и уничтожая пехотные и казачьи полки на возвышенности, мы круто повернем на юг и, оседлав Самаро-Златоустовскую железную дорогу, отрежем Каппелю единственный путь отступления. Западная армия окажется в котле, и тогда раздавим ее.

Итак, Юрюзань — ключ всей Златоустовской операции. Именно этим ключом армия надеется вскрыть «черный ход» Колчака и ворваться на станции «чугунки».

Эйхе, Белицкий, Гончаров уже давно поняли, что их дивизии предложат сомнительную честь оказаться в роли названного ключа. Надо бы тотчас отказаться, но дисциплина и субординация диктовали им пока блюсти надлежащее молчание.

Тухачевский тоже умолк и несколько секунд прислушивался к стрельбе далеких пушек у берегов Уфы. Наконец произнес:

— Рейд по Юрюзани поручается вашей дивизии.

Взглянул на Эйхе, помедлил, справился:

— Вы желаете возразить, Генрих Христофорович?

— Пока нет. Я хотел бы знать все ваши доводы и потом высказаться по всей идее прорыва.

— Хорошо. Надеюсь, вы изложите свою точку зрения, как всегда, прямо и энергично.

— Я постараюсь.

— Вернемся к Юрюзани. Попытаемся на минуту стать поэтами. Вы слышите, сколько звонких звуков в имени «Юрюзань!» И это не зря. Она — одна из самых стремительных рек России, если не самая быстрая.

Каньон Юрюзани узок, извилист, там всегда полумрак и гул быстрых волн. В тесных и крутых ущельях, поросших зеленью или голых, бьется поток в скалы и островки, и горе тому, кто, решив плыть по местным рекам, забудет о камнях Аргуса, о Трех братьях, Разбойнике, Чертове пальце и многих иных «бойцах».

Я понимаю ваши тревоги. Весь путь — сплошное узкое ущелье, пропасти, завалы, обрывы. Все военные карты всех масштабов не содержат даже намеков на пути сообщения. И двинуть сюда шесть полков с артиллерией и конницей — прыгнуть в неизвестность. Прибавьте отсутствие связи с соседями и тылом. Войска в каньоне вытянутся длинной, многоверстной кишкой, и, если колонну обнаружат раньше времени, батальона может хватить, чтоб закупорить вам путь.

Командарм бросил взгляд на сосредоточенные лица краскомов и вдруг повеселел.

— Но все дело в том, что батальону неоткуда взяться. Юрюзань не прикрыта белыми. И это несложно понять. Ни Каппель, ни Войцеховский, ни, тем более, Колчак, как видим, не допускают мысли, что мы способны одолеть Каратау, поборов бездорожье горной реки.

Тухачевский достал из нагрудного кармана гимнастерки листки каких-то цифровых расчетов, положил их перед собой.

— Допустим — худшее. Белые не исключают нашего прорыва по каньону. Но многие генералы, привыкшие мыслить окаменевшими категориями, полагают: мы, в этом случае, осилим сто двадцать-сто пятьдесят верст за неделю, ну, скажем, за пять дней.

Вот эта надежда на то, что мы не пойдем по Юрюзани, или на то, что пойдя будем тащиться без дороги неделю, и белые успеют обнаружить и закупорить нас, — трагическая ошибка Колчака. И грешно не использовать ее во вред адмиралу.

Эйхе спросил:

— На чем основана уверенность, будто на реке нет засады?

— Мы проверили все, что следовало проверить, Генрих Христофорович, — тотчас отозвался командарм. — Опасения рассеяны армейской и агентурной разведкой.

Он помедлил.

— Единственная, впрочем, не слишком серьезная опасность — белые шайки. Кулаки, казачья верхушка, возможно, попытаются потрепать или попугать вас в пути. Это десятки или сотня штыков. Вам надлежит смести их со своего пути.

Эйхе согласно качнул головой.

— Это убедительно.

— Я не помянул пока весьма существенное соображение, — снова заговорил Тухачевский, раскладывая в каком-то, известном ему порядке листки с цифрами. — Штарм, готовясь к рейду, подсчитал: адмирал, даже узнав о красном марше, может перебросить войска к Юрюзани лишь за три с половиной-четыре дня. Я говорю о том количестве войск, которое способно вас остановить.