Михаил Златогоров - Вышли в жизнь романтики

Лев Аркадьевич злился. Ребята шутили: «Он уже теперь не Лев Аркадьевич, а форменный Лев Тигрович…» Но листки не исчезали, пока на «сигнал» не получался ответ.

Ася Егорова с бригадой стала собирать опавший раствор.

— Смотри, что с фабрики пишут… — И Ася прочитала Жене полученное с Невской заставы письмо. Комсомолки фабрики «Рабочий» рассказывали, что вышли в поход за бережливость: «Весь хлопок — в пряжу, всю пряжу — в ткань!» Значит, по всей стране, по всему комсомолу пронесся клич: бережливость, экономия!

Только Игорь Савич отнесся ко всему этому со скучающим безразличием. Женя недоумевал и негодовал. Ведь не было раньше на стройке более шумного энтузиаста, чем Игорь Савич. Разве не он сочинил песенку: «Но нам жить ничто не мешает здесь». Что же теперь мешает ему жить одной жизнью со всеми? Никуда не ходит, никаких заданий не берет. Даже срифмовать лозунг против расточителей его не упросишь. Не так уж он занят на новой работе. Женя видел нередко: сидит Игорь вместе с Терентьевым возле буфета, чего-то ждут. Чего? Оказывается, пока бочку с пивом откупорят. «А на воскреснике ни Терентьева, ни Игоря не было», — подумал Женя.

— Тебе это очень нравится, Зюзин? Язык на плечо — и за кем-то гайки подбирать? — язвительно спросил Терентьев. — Это же настоящая эксплуатация рабочего класса получается. Одинцов культ личности устраивает, а нам без выходных горбить?

— На Алексея Михайловича не капай! — с сердцем сказал Женя. — Он день и ночь на участках. На нас парторганизация надеется. Сам знаешь: коммунистов здесь мало, а молодежь — сила.

— Я уже в комсомоле переросток, — пояснил Терентьев со смешком. — Посмотрю я на тебя: был нормальный парень, а как получил портфель, так тоже… заместителя заведующего Советской властью из себя строишь.

— Заместитель или заведующий, — рассердился Женя, — это как вам угодно. А вот клубное имущество присваивать нечего. Радиоприемник верни в клуб — не тебе одному подарок!

— Критики не любишь? Валяй, валяй… Затирай актив. Эх, не едет сюда никто из центра, а то бы вам, начальничкам, наломали хвоста.

В тот же день Женя поручил Юле, как культсектору, проследить за тем, чтобы Терентьев вернул клубу приемник «Мир» с комплектом запасных ламп и магнитофон.

Выполнять это поручение Юле было неприятно. Все разговоры с Терентьевым происходили в присутствии Игоря. Тот пренебрежительно молчал. Электрик же издевался над ее слабым знанием устройства радиоприемника, врал и выкручивался. Все-таки она поняла, что запасного комплекта ламп уже нет, другие запасные детали тоже пропали и вся пленка магнитофона испорчена.

Женя идет пешком по разбитой «МАЗами» дороге, огибающей Нижнее озеро.

Сегодня неожиданно мягкий, почти теплый день. Ветер с океана разогнал хмурь. Снег мокрый, наста нет, а то бы лучше всего на лыжах.

Снова синее небо. Синеву сторожат но краям сонные недвижные облака. Кажется, небо решило отдохнуть после того, как недавно без устали валило и валило на землю снежный груз. Но земле и людям отдыхать еще рано.

Мутновато-зеленого цвета припай тянется вдоль всей береговой кромки. Взломав припай и войдя задними колесами в ледяную кашу, автоцистерна берет воду для буровых станков. Хорошо, что пустили наконец автоцистерну. Еще недавно воду с озера возила в бочке старая кляча. «Хоть ты ей пропеллер под хвост, — жаловались машинисты, — разве может все станки вовремя обеспечить?» Такую кустарщину высмеял очередной «Комсомольский сигнал». Главный инженер вызвал Женю и раздраженно его отчитал: «Разно не знаете, что у нас мало машин?» Одинцов, однако, рассудил по-другому. И вот автоцистерна совершает свои рейсы от озера в карьер и обратно.

Двадцать пятое октября. Все ближе красное число праздника. Утром передавали по радио призывы Центрального Комитета к 39-й годовщине Октября. Женя написал друзьям-товарищам в Ленинград, на Охтенский комбинат:

«…Как там праздник встречаете? Вспоминаю клуб и кино «Звездочка» на Пороховых и вообще все питерское. Наш Буранный скоро будет только на один фонарь меньше Ленинграда. К празднику сдадим еще три дома и больницу. В карьере готовим большой взрыв горной породы…»

Взрыв назначен как раз на сегодня. Туда, к месту взрыва, Женя сейчас и торопится.

Между Нижним и Верхним озерами роют канал. По этому искусственному руслу ринется гигантская масса воды. Верхнее озеро постепенно обмелеет, уйдет, открыв доступ к руде, лежащей под его дном.

Рытье начали сразу с двух концов. Далеко продвинулся Северный участок, начинающийся от Верхнего озера. Грунт здесь — морена, табачного цвета смесь песка, глины и мелких камней. Брали морену экскаватором, а где экскаваторщик опасался порвать трос, там кирками и лопатами. Порой в канал прорывались глубинные воды. Вода сверху — дождик — да вода снизу… Откачивали воду, сушились и снова брались за инструмент. Кидать грунт надо было на два — два с половиной метра. Темь мешала им. Комсомольцы укрепили над бровкой траншеи самодельные факелы. Ломики, на них цилиндры с соляркой. Горящая солярка давала трескучее чадное пламя. Начнет затухать — ребята возьмутся за ломик, покачают — огонь снова разгорается. Обогревались они в раскинутых вдоль трассы палатках. Ни один из добровольцев не попросился, чтобы его отпустили отсюда. Ребята только спрашивали у Жени: «А как на Южном? Застряли там…»

На Южном участке работа двигалась куда медленнее. Здесь трасса проходила по скале. Железную эту твердь можно было брать только аммонитом. Серьезной преградой к цели торчала небольшая, но вся из скальной породы сопочка. Ее можно было обойти, но это означало бы удлинение трассы канала, затяжку всех сроков стройки.

— Десять пятилеток нам не дали, — сказал недавно на оперативном совещании Алексей Михайлович Одинцов. — Дали нам десять дней. Будем рвать.

В школьные годы Женя увлекался описанием поенных сражений. В штабах стрелами и кружочками размечаются полевые карты; под покровом ночи занимают позиции артиллерия, танки, окапывается пехота… А утром — бой! И вот не в книге, а в жизни он увидел нечто похожее.

Маркшейдеры расчертили подробные схемы расположения скважин и шпуров. Грузовые машины с красными флажками над кабинами подвозили со склада взрывчатку. В долотозаправочной мастерской круглосуточно пылали горны и жестко лязгали тараны станков, приостряя лезвия долот для последних метров бурения.

…Все были заняты, малоразговорчивы. Порой Зюзину приходилось выслушивать отчаянную ругань по поводу летящих болтов или горящих подшипников. И все же даже в эти дни увеличилось число добровольных постовиков «Комсомольского сигнала».

Женя разговаривал с ребятами на дне канала, помогая им обвязывать канатами застрявший валун, чтобы вытащить его на бровку с помощью автокрана; в трясущейся кабине экскаватора, уточняя с машинистом, каких именно болтиков и какого размера не хватает для крепления откидного днища ковша — того самого, что проплывал в раме кабины, раскачивая железной челюстью с побелевшими отполированными зубьями; на площадке бурового станка, чутко прислушиваясь вместе с бурильщиками то к звонким, то глухим ударам штанги.