Вадим Павчинский - Орлиное гнездо

— Всё до последней заклепки знают, — огорчался Прохор. — Ведь если случись война, не дай бог, — чего ж это будет? Как допустили?..

Дорого обошлись русскому флоту и модельки черепаховые, и нищета в портовых мастерских, когда разразилась русско-японская война.

Она пришла во Владивосток вместе с весенними изобильными снегами. Над сопками, над Орлиным Гнездом стояли белые дымы мартовских метелей. А в Уссурийском заливе однажды днем появились черные дымки японской эскадры. На Владивосток упали вражеские снаряды. Но город не отвечал на обстрел. Крепостные орудия не обладали нужной дальнобойностью, крейсера трусливо отстаивались в бухте.

Прохор стоял на пороге своего дома, угрюмо вглядываясь в тревожную, неясную даль моря, откуда пришли японские корабли. Они беспрепятственно бороздили воды Уссурийского залива. Глядя на жирные черные дымы вражеских крейсеров, Прохор вспоминал, как в этом же заливе проводил когда-то учебные походы Степан Осипович Макаров, как умело он учил владивостокских моряков воевать. И, будь здесь сейчас Макаров, думал Прохор, вряд ли так безнаказанно вели бы себя японские суда.

Мимо калитаевского дома безостановочно шли, поднимаясь на вершину Орлиного Гнезда, жители Владивостока. Они, как и Прохор, с горечью и недоумением смотрели на маневры японских кораблей, возмущались бездействием Владивостокского крейсерского отряда, ругали на чем свет стоит трусость его командира, плохо вооруженную крепость.

На склонах заснеженных сопок рвались японские снаряды.

— Хороша крепость, нечего сказать, — сплюнув со злом на снег, рассердился Прохор. — Строили, строили, а как до дела дошло — полный конфуз. Стрелять нечем..

И снова вспомнил Макарова, которого постоянно беспокоила беззащитность Дальнего Востока. Вспомнил Прохор и то, как настойчиво требовал в свое время Степан Осипович от властей внимания к судьбам города и флота на Тихом океане. Да только не очень-то прислушивались правители к словам и советам адмирала. И вот — расплата за всё.

На другой день после бомбардировки призвали на военную службу Егора. Он был зачислен во владивостокский крепостной минный батальон. Призвали из запаса и Степана. Его определили в роту плавучих средств. Она обслуживала порт и мастерские. В сущности, в жизни Степана изменилось немногое: он работал по-прежнему на ремонте кораблей, только жил в казарме Сибирского флотского экипажа и проходил строевую подготовку. Он остался таким же рабочим, как и был, только носил теперь флотский бушлат и бескозырку…

Отправляясь по утрам на завод, Прохор примечал, как пустеют дома и улицы: жители покидали город. Тишина поселилась на обычно шумной Светланке, и только время от времени раздавались возгласы горластых газетчиков. Потрясая зажатыми в кулаках свежими экстренными выпусками газет, мальчишки-продавцы выкрикивали на бегу безрадостные и тревожные вести о Порт-Артуре.

Прохор внимательно вслушивался в эти горестные сообщения. Газет он не читал: не шибко был силен в грамоте, хотя в последние годы упорно отвоевывал страницу за страницей в макаровском букваре. Да и не было особой нужды читать газеты: мальчишки умудрялись пересказать на ходу почти все содержание экстренных выпусков. Каждый день газетчики выкрикивали одно и то же: русский флот терпел поражение. Прохор вел про себя страшный счет невозвратимым потерям.

В то яркое весеннее утро, когда Прохор услышал два слова: «Макаров» и «Петропавловск», старику показалось, что у него остановилось сердце. Прохор подозвал газетчика.

— Ты чего сейчас кричал, дружок? — спросил Прохор, с тревогой заглядывая в глаза мальчишки. — Чего в сегодняшней газетке у тебя, скажи, не томи.

— Погиб адмирал Макаров! Броненосец «Петропавловск» подорвался на мине! Погиб адмирал Макаров! — громко, нараспев выкрикивал продавец газет, протягивая Прохору небольшой листок.

Прохор сунул мальчишке деньги и, держа перед глазами газету, попытался прочесть, что в ней напечатано.

«Неужто правда?» — спрашивал себя Прохор, не веря страшным словам, которые выкрикивали бегущие газетчики.

В цехе Прохор отыскал Степана и, протянув ему газету, попросил прочитать вслух. Старик слушал и ждал, что, может быть, в самом конце заметки будут какие-то обнадеживающие слова. Но нет: Макарова так и не нашли после взрыва на «Петропавловске». Подобрали его шинель с двумя орлами на погонах — все, что осталось от адмирала. Море, которое так любил Макаров, стало его могилой.

Прохор слушал, сжав кулаки, и жгучие слезы накипали в глазах.

— Хорошие люди гибнут, а сволочь всякая живет без горя. Доберемся мы до вас, ироды!

— Давай, дед, крой их! — выкрикнул кто-то.

— Что за сборище? — подозрительно оглядел рабочих подошедший мастер. — А ну по местам, сукины дети!

Прохор взял у Степана газету. И хотя читать почти не умел — долго глядел на газетный лист. Мастер сделал вид, что не замечает Прохора, и пошел прочь.

И тогда рядом с Калитаевым незаметно оказался молодой черноусый рабочий, похожий на цыгана. Он был из новеньких, недавно прибывших из Петербурга. Их было человек двадцать, все они работали на балтийских адмиралтейских заводах и были посланы во Владивосток незадолго до войны по настоятельной просьбе начальника завода.

— Мы до них доберемся, отец, — сказал черноусый негромко. — Верь слову.

Прохор насторожился.

— Не бойся, не выдам, — успокоил рабочий Прохора и пошел к своим товарищам.

— А я и не боюсь, черт бы тебя побрал! — крикнул сердито вдогонку Прохор.

Вскоре после этого Прохора и Степана послали на ремонт бронепалубного крейсера «Богатырь». Крейсер получил большие пробоины в нескольких милях от Владивостока — наскочил в тумане на прибрежную скалу в Амурском заливе.

Прохор с состраданием смотрел на искалеченный крейсер, на его огромную рану — от форштевня до носовой кочегарки — и думал о других кораблях русского флота, погибших и поврежденных в боях.

Повреждение на «Богатыре» было трудно исправить: в мастерских нашлись лишь тонкие листы железа, совершенно непригодные для такого ответственного ремонта.

— Вот они, поставщики двора его величества, господа Дерябины, — усмехнулся Степан.

— Может, в Японию пошлем на ремонт? — съязвил кто-то. — Там починят наилучшим манером.

Прохору разговор не понравился. Надо спасать крейсер, а не языком чесать. И он поинтересовался у мастера, нельзя ли сложить листы в два-три слоя, да так и заделывать пробоины. Но мастер зло отмахнулся: железа и в один слой вряд ли хватит…

— Эх, кабы это деревянный фрегат, показал бы я, как починку производить. Подогнал бы бревна, да и дело с концом, — сказал Прохор, вспомнив свои былые дела.