Вадим Павчинский - Орлиное гнездо

Прохор приладил заплечный ранец, взял в руки ружье, левой рукой поправил бескозырку и приготовился к посадке на шлюпку. Она уже была спущена на воду, и отлогая волна пристукивала ее о крутой борт «Манджура».

Не сразу отыскали на берегу место для высадки. Неподступно стояли на нем высокие деревья, они росли так близко у прибойной полосы, что со шлюпки казалось, будто стволы их поднимаются прямо из воды.

— Лес-то, лес! — восхитился Прохор. — Вот где корабли строить…

— Будто в других местах тебе его не хватало, — проворчал Дерябин. — Обыкновенная тайга.

Но люди обратили внимание именно на непохожесть здешнего леса на тот, что довелось видеть в устье Амура. Хвойные великаны соседствовали с могучими дубами, ясенями, липами и множеством деревьев, каких не встречалось на севере: с лапчатыми резными листьями, похожими на пальмовые. Густой подлесок и высокие травы всплошную заполняли все пространство между стволами.

— Великолепный лес! — не удержался от похвалы и Комаров, ехавший в одной лодке с Прохором.

Лодка, везшая прапорщика, Калитаева и Дерябина, делала свой последний рейс: остальные участники похода уже находились на берегу, на небольшой полянке, свободной от деревьев и, казалось, единственной во всей округе.

Шлюпка уткнулась носом в галечный берег.

Пропустив вперед Комарова, Прохор спрыгнул на обкатанные прибоем камни, похожие на крупные гладкие картофелины. Он постоял немного, поправил ранец, подтянул голенища сапог, одернул гимнастерку и шагнул в сторону прогалины, где топтались солдаты, разминая ноги, затекшие без движения за дни плавания. Следом за Прохором, пошатываясь после непривычных морских передряг, плелся Дерябин. В руке он держал пустой туесок: жимолость была съедена в пути, она очень помогала от тошнотной качки.

Солдаты построились. Комаров распределил между ними обязанности: одним — расчистить поляну для устройства бивака, другим — ставить палатки, третьим — заготовить валежник для костра, четвертым — отправиться рыбалить на солдатскую уху. Прохору досталось соорудить шест для флага: срубить в лесу деревцо, чтобы и высокое было, и стройное, и не гнулось под ветром.

Сделав нужные распоряжения, Комаров подал команду:

— Ранцы долой! Составь ружья!

Перекрестившись, солдаты принялись за устройство лагеря на новом месте, на берегу Великого океана. Немного погодя к ним присоединились и свободные от вахты матросы «Манджура». Комаров и Шефнер, сняв кителя, помогали расчищать поляну от кустарника и трав. Стучали тесаки, топоры, поскрипывала пила.

— Солдату худая стоянка лучше доброго похода, — глубокомысленно произнес Дерябин любимую поговорку и нехотя взялся за топор.

Прохор пошел к лесу заготовить мачту для флага. Само по себе поручение было пустяковое — велика ли работа срубить шест, — но в душе Калитаева теплилась радость: почетное дело доверили ему, непростое.

— Рубаху наизнанку выверни, — с серьезным видом присоветовал Прохору Дерябин. — В этом лесу и с лешаком нехитро повстречаться.

Прохор улыбнулся, услышав эти слова: все-таки понял приятель, что лес здешний посерьезнее «обыкновенной тайги».

Со всех сторон обступил Калитаева лес — душный, пахучий, наполненный восторженным птичьим гомоном. Зеленые вершины образовали шатровую кровлю, и сквозь нее с трудом пробивал себе дорогу на землю солнечный свет. Седые бородастые мхи свисали с ветвей. Трухлявые буреломные колодины, поросшие травами и грибами, лежали в давней нетронутости. Виноградные плети опутывали, как веревками, соседние стволы. Высокие папоротники, словно прихваченные ржавчиной, оставляли на сапогах пыльные рыжие отметины. Чертово дерево топорщилось иглами, колючий шиповник царапал голенища. Ноги вязли в сырой, пропитанной ключевыми водами земле.

С трудам пробираясь сквозь чащобу, Прохор поднялся на гололобую вершину сопки. На коричневой каменной глыбе, покрытой мутной зеленью лишайников, сидела, ухватисто вцепившись когтями в изломы камня, беркутиного вида птица. Она беспокойно посмотрела на Прохора горячим глазом, потом взмыла в небо, распластав большие бесшумные крылья. «Орел, что ли?» — разглядывал Калитаев подымавшуюся плавными кругами в синюю околосолнечную высь птицу. Она парила над тем местом, где стоял солдат, словно выжидая, когда он уйдет.

Осмотревшись, Прохор приметил невдалеке бледный голубоватый дымок. Он одиноко пробивался сквозь зеленые заросли. «Экая безлюдь, — невольно вздохнул Калитаев. — Поглядим, кто там такой есть». И стал спускаться с горы.

Как только Прохор покинул сопку, орел возвратился на свой камень. «Гнездо у него там, верно, а может, и птенцы», — поразмыслил Прохор Федорович и уже для себя стал называть приметное это местечко «Орлиным Гнездом». «Вот и нам предстоит свить здесь свое гнездо, в пустынных дебрях этих. Какова-то жизнь будет в нем?» — думал Калитаев. В душе у него тоскливо щемило от вида одинокого дымка.

Дым струился из деревянной трубы на крыше ветхой, покосившейся полуземлянки. Навстречу Калитаеву вышел хозяин фанзы — старый китаец с темным от постоянного пребывания на ветру и солнце лицом. Он приветствовал пришельца вежливо, учтиво, но без подобострастия или страха. Объяснялись знаками и жестами. Прохор, как умел, показал китайцу, что сюда пришел корабль. Хозяин фанзы понятливо кивал головой. А когда Калитаев тронулся в обратный путь, китаец пошел следом за солдатом.

Приглядев подходящее для флагштока дерево, Прохор остановился, достал из-за ремня топор, поплевал на ладони да и тяпнул по стволу стройного высокого дуба. Стук многократно повторился в сопках.

Комаров принял китайца уважительно и дружески. Пока Прохор устанавливал мачту, китаец при помощи несложного языка жестов разговаривал с Комаровым и Шефнером. Удалось выяснить, что, кроме этого китайца и владельцев еще двух землянок, здесь больше никто не живет. И что приезжает он сюда с весны по осень из-за моря промышлять зверя, чем и кормится. А двое других тоже приезжают на лето добывать морскую капусту.

Из скромных походных запасов Комаров отделил гостю немного муки, пшена, соли и отпустил с миром.

И вот наступила торжественная минута подъема флага. Возле мачты выстроились полукругом, лицом к ней, солдаты и матросы. Прапорщик Комаров подошел к флагштоку, скомандовал «смирно» и потянул фалу. Медленно и величаво, колеблемое ветром с моря, поднялось на верхушку мачты белое, пересеченное голубым андреевским крестом полотнище русского военного флотского флага. И тогда нетерпеливо грянул ружейный салют, раздалось троекратное «ура», и стаи вспугнутых птиц выпорхнули из прохладных зеленых глубин дремучего леса, что нетревожимо вырос на земле, где более тысячи лет назад погибло от опустошительных войн могущественное тунгусское царство Бохай — одно из самых цветущих государств на берегу Великого океана. Теперь на этой земле, которая была погружена в долгое безмолвие, обречена на многовековое безлюдье и запустенье, начиналась новая жизнь, и горсточка русских мужиков, одетых в солдатские, вскоробленные от соленого пота рубахи, возвестила о ее пришествии дружным стуком топоров и приветственной пальбой из ружей.