Григорий Терещенко - За любовь не судят

Все окна в кабинете директора были широко распахнуты. Приятная утренняя прохлада заполняла комнату. Пахло дождем, что прошел с вечера. Четверо дружков стояли молча. Немного впереди других с независимым, вызывающим видом — Лисяк. Чуб над самым глазом опустился, на губах ехидная улыбка. За ним Роман Сажа — жилистый, краснощекий.

Григоренко еще раз прочитал докладную, написанную Остапом и Сабитом, внимательно посмотрел на вызванных и спросил:

— Довольны ли жизнью?

— В восторге, товарищ директор, — ответил Лисяк, подмигнув дружкам.

Григоренко усмехнулся, не отводя взгляда от Лисяка.

— Продолжайте. Может, что-нибудь у нас не так?

Роман Сажа кашлянул в кулак.

— Все бы хорошо. Вот только зарабатываем мы не того... Не хватает, если регулярно причащаться...

— Понятно. Поэтому вы по ночам подрабатываете, не так ли?.. Или, может быть, с гулянки ехали да возле старика Шевченко остановились водички попить. Так?

— Угадали, директор, — обрадовался Лисяк, как плохой ученик подсказке.

— Точно, — подтвердил Сажа. — Ночь жаркая была.

— А о том, что у нас двигатель украли, вы, конечно, ничегошеньки не знаете?

Роман Сажа взглянул на сообщников, пожал плечами:

— Первый раз слышим. Неужто смог кто-то мотор украсть? Вот это да! Выходит, и у нас есть такие специалисты?

— Странно — весь коллектив знает, а вы только что узнали? — Григоренко встал из-за стола и подошел к окну. За спиной он услышал шепот, смех.

— Правда, директор, впервые слышим. Можем побожиться.

— Не нужно божиться. Поверю вам и так. Иначе не вызывал бы к себе. Действительно — какие есть вещественные доказательства, что именно вы украли? Кто докажет? А на чьей машине к Шевченко ехали? Впрочем, можете и не отвечать. Конечно же на попутной, не так ли?

— Святая правда, — снова проговорил Сажа и тряхнул чубом. — Нам очень приятно, директор, что вы все наши мысли угадываете.

— Да, угадываю. И еще думаю: передавать на вас дело в суд или пока не делать этого?

— Не надо. Мы больше не будем, — произнес парень, стоявший позади всех.

— Молчи, дурак! — зашипел на него Лисяк.

— Чего ж, пускай говорит. Что касается меня, то, может, и передал бы, да за вас Белошапка заступился. Говорит, пусть ребята подумают на воле, а то там, в тюрьме, тяжелее думать.

— Вот спасибо ему и вам. При случае мы его отблагодарим,— сказал Сажа. — Можем идти?

— Да, идите. И подумайте хорошенько, — посоветовал Григоренко.

— Всю жизнь будем думать, директор, — деланно поклонился Сажа.

Парни потоптались нерешительно и двинулись к выходу.

«Неужели не возьмутся за ум? — размышлял Григоренко. — Пожалуй, надо бы передать их в милицию. Следователь, конечно, выяснил бы вину каждого из них. Но нет, все-таки не стоит — сегодняшний разговор, хотя он и не совсем удался, должен пойти им на пользу...»

Марка Сидоровича Соловушкина встречали на вокзале Григоренко и Комашко. Такой порядок существовал издавна — представителей главка руководители комбината всегда встречали на вокзале.

Подошел поезд. Соловушкина, когда он появился в дверях, сначала не узнали. За плечом рюкзак, в руках спиннинг. Турист — да и только! Рюкзак Соловушкин тут же снял и передал Комашко, спиннинг — Григоренко.

Сергею Сергеевичу показалось, что начальство чем-то недовольно. Они уже встречались несколько раз, и манеру Соловушкина держаться с подчиненными Григоренко знал. Перед началом делового разговора он обычно рассказывал что-нибудь интересное о событиях в столице и только потом начинал «снимать стружку». Сейчас же только кивнул и сухо приказал:

— Везите на дачу.

Когда Соловушкин опередил их немного, Григоренко сказал Комашко:

— Но там же теперь профилакторий для рабочих. Где мы его поместим?

— Файбисович уехал туда с утра. Что-нибудь уже сообразил. В крайнем случае — палатку разобьем.

На базе отдыха, возле домика, были насажены цветы, посыпаны песком дорожки. Рабочие охотно здесь отдыхали. Возле берега стоял старый баркас, неизвестно когда приобретенный. Лодками еще не обзавелись.

Соловушкин оглядел берег, на лице появилась кислая улыбка. Обратился к Комашко:

— Вы же говорили, что поставите еще два домика. Что-то не вижу.

— Поставим. Сейчас горячая пора, руки не доходят,— сказал Григоренко и тут же пожалел. Вопрос был обращен к Комашко, следовало бы ему и отвечать.

— Ну, поезжайте, а я отдохну с дороги. Да, пришлите мне все необходимое.

Григоренко и Комашко, попрощавшись, ушли.

— Случаем, не знаете, на сколько он приехал? — спросил Григоренко главного инженера.

— Нет, не знаю. Говорил по телефону, что на недельку.

На следующий день, после обеда, Соловушкин зашел в кабинет директора. Был он в хорошем настроении и еще с порога похвастался:

— Трех судаков поймал. Вот такущих! — и широко развел руки.

— Поздравляю. А я все никак не выберусь. Да и рыбак из меня никудышный.

— На Днепре жить и не рыбачить? Это просто смешно.

Закурив папиросу, Соловушкин сел на диван. Лицо сразу приняло строгое выражение.

— Но я приехал не судаков ловить.

— Я так и подумал, — улыбнулся слегка Григоренко.

Соловушкин посмотрел на него еще строже, мол, нечего разговаривать со мной в таком тоне, если не знаешь, зачем я прибыл.

— Мы тебе помогли. План третьего квартала уменьшили, да и четвертый тоже будет ниже, чем планировалось. Фонд зарплаты подкинули. Теперь необходимо держаться на этом уровне.

— Хорошо. Будем держаться. Думаю, что план будет выполняться. Вот план четвертого квартала напрасно уменьшили. Дробилку ЩКД-8 пустим, дело веселее пойдет...

— Ты не торопись. Дробилка еще не стоит на месте. Разве не так?

— Нет еще. Но отгружена.

— Отгружена... Установить такую махину не так просто... Но об этом потом. Теперь объясни другое: почему без нашего разрешения, без утвержденных нами чертежей и титулов мойку стал строить? Как расценивать такое самоуправство?

— Мы это делаем за счет себестоимости продукции... Согласно «Положению о соцпредприятии», я сам имею право решать...

— Запомни, Григоренко, существует главк... Мы, по-твоему, для чего там в центре сидим? Чтобы напрасно зарплату получать или как? Кто, в конце концов, перед правительством за все отвечает? Ты или мы? Так что не зарывайся!..

— Значит, вы приехали, чтобы меня на место поставить?!

— Возможно, что и так. Жалуются на тебя, Григоренко. Понимаешь — жалуются! На хорошего руководителя не пишут анонимок. Прораба снял. Опытного человека вытурил с должности, а на его место мальчишку — бывшего уголовника поставил. Так?

— Простите, но вы ошибаетесь. «Опытный» прораб, о котором вы говорите, загнал строительство в тупик. Но я его вовсе не выгонял — он сам заявление подал.