Григорий Терещенко - За любовь не судят

В ответ никто не поднялся. Словно не было здесь того, к кому обращался главный инженер.

— Товарищ Пентецкий! — повысил голос Комашко.

Пожилой человек, который клевал носом возле окна, встрепенулся, вытаращил глаза. Силился сообразить: о чем шла речь, что хочет от него главный инженер?.. Ответ его был совершенно неожиданным:

— Арнольд Иванович, так ведь рабочих чертежей-то нет!..

Какое-то время царила тишина. Потом кабинет содрогнулся от хохота. Задрожали стекла. Пентецкий растерянно и беспомощно смотрел на коллег. Дрожащими руками расстегнул воротник серой сорочки, платочком вытер вспотевшую толстую шею, заросшую седыми волосами.

Григоренко стало жаль этого пожилого и, очевидно, доброго человека с карими глазами, который неожиданно попал в такую переделку.

— При чем тут чертежи? Вы что — спать сюда пришли, Пентецкий? — выкрикнул главный инженер. — Какие могут быть чертежи для того, чтобы вскопать цветники?

Глаза Арнольда Ивановича так и сверлили прораба.

«Ну и прохвост этот Драч, — досадовал Пентецкий. — Ишь что подсказал!..»

Смех утих.

Комашко с досадой махнул рукой, как бы подводя итог неудавшемуся совещанию, и сказал:

— Вот и работай с вами... Если нет вопросов, можете идти.

— Разрешите, — вдруг поднялся Григоренко и направился к столу.

Все с интересом посмотрели на него. Заметно было, как внутренне напрягся Комашко.

— Здравствуйте, товарищи!.. Извините, но я еще на несколько минут задержу вас. Будем знакомы: Григоренко Сергей Сергеевич. Приказом по министерству назначен директором вашего комбината. Я немного опоздал на планерку и не хотел вам мешать. Но это, наверное, к лучшему, так как я человек новый и, конечно, ничего не смог бы сказать по поводу поточной технологии...

На лице Комашко появилась бледная улыбка. Он протянул руку и боком-боком пошел к Григоренко.

— Приветствуем вас, Сергей Сергеевич... Мы очень рады. Прошу занять место за своим столом!

Сам судорожно думал: «Новый директор... Как же так? Ведь Соловушкин обещал, что назначат меня. Это ведь было почти решено... Что же не сработало?.. Почему меня обошли?.. Даже не позвонили, не предупредили!..»

А Григоренко спокойно сказал:

— Ну, приветствовать не за что, сами понимаете... Однако работать будем. Но — по-новому!

— Как по-новому?

— Сначала вот так: с завтрашнего дня начнем работать в две смены...

— Позвольте, — заморгал Комашко, — но это распоряжение главка — работать в три смены! У нас и так план горел!

— Знаю. Вот мы и должны сделать так, чтобы не горел!.. Я твердо убежден, что третья смена мало что дает. Наоборот, она создает излишнюю напряженность. Некогда готовить фронт работ, ремонтировать технику... Поэтому будем добывать камень только в две смены! Третья — ремонтная!.. И еще одно: курить на планерках, совещаниях, собраниях не разрешаю!.. Все, товарищи! Пора обедать... Вас, товарищ главный инженер, прошу задержаться.

Когда все вышли, Григоренко открыл дверь кабинета и кивнул Остапу:

— Зайдите...

Комендант — полная молодящаяся женщина с ярко накрашенными губами — привела Остапа в комнату и показала:

— Вот ваша кровать. Располагайтесь.

Комната небольшая, но светлая. Ничего лишнего.

— А ваза у вас найдется?

— Ваза? — удивилась женщина. — Для чего?

— Для цветов.

Комендант удивилась еще больше, но вазу принесла.

Остап нарезал прутиков вербы, поставил в воду. Ему нравились нежные пушистые «котики» вербы.

На него сразу повеяло домашним уютом. Как хорошо! Долгими вечерами, в заключении, он часто мечтал об этом уюте. И еще о Зое... Где она? Куда уехала? На конверте письма, которое возвратилось к нему, стоял штамп: «Адресат выбыл...» Значит, испугалась Зоя. Уехала!

Скрипнула дверь, и на пороге появился невысокий широкоплечий парень — казах. На смуглом продолговатом лице улыбались темные глаза.

— Новичок? — спросил парень. — Давай знакомиться... Сабит.

Пожав Остапу руку, он сел возле стола. С загоревшего лица не сходила улыбка.

— Сыграем в шахмат, мало-мало? ..

— Ну что ж, сыграем, — согласился Остап.

Не хватало двух коней и нескольких пешек.

— Мы этих аргамаков заменим копейками, а пешка...— Сабит разломал спичечную коробку, сделал квадратики.

Остап сначала играл невнимательно и терял фигуру за фигурой. Но и Сабит думал о чем-то своем, так как тоже делал ошибочные ходы.

Сабит был в недоумении, когда проиграл партию.

— Шайтан забирай, дал маху!.. Давай еще!

Теперь он сосредоточился и играл внимательно.

— А-а, прикрылся пешками, шайтан тебя забирай! Как за стеной спрятался!.. Э-э, достану! Мало-мало, достану! Подожди, черный король, я тебя достану!..

На этот раз победил Сабит и был очень доволен.

— Теперь мы квиты! — улыбнулся он.

— А где же третий? — спросил Остап.

— Вано?.. Так он у Марины. Или у Светланки. Девчата любят Вано. Отарой ходят... Пошли пить пиво! Ты ужинал?

Остап не только не ужинал, но и не обедал. Лишь утром сжевал зачерствевший хлеб, взятый в ресторане. Однако есть не хотелось: переволновался.

Сабит понял это по-своему.

— Что? Денег нет? Я дам взаймы. У меня деньги мало-мало водятся.

— Мне аванс дали.

— Еще не работал, а дали?

— Директор выписал.

— Комашко писал?.. Он никому не дает аванса, а посылает в кассу самопомощи.

— Новый директор выписал, а не Комашко.

— Новый?.. Прислали? Наверное, хорош человек новый директор, — сделал вывод Сабит.— А тебя куда приняли?

— На строительство.

— К Пентецкий, значит. Я тоже там...

— А Иван?

— Вано в карьере — бурщик.

Поужинав в заводской столовой, они пошли на танцы. В парке играл оркестр. На площадке кружились пары. Но порядка не чувствовалось.

— Вано сегодня со Светланой танцует, — сказал Сабит.— Да ты не туда смотри. В шелковый рубашка Вано!.. А когда сердитый на Светлану, танцует с Мариной. Есть здесь такой... красавица! Сам посмотришь!

Танцевальная площадка круглая, как пятак. Огорожена. У входа — две женщины. Проверяют билеты. Те, кто не хочет заходить, смотрят со стороны.

Иван тоже заметил Сабита, поднял левую руку. Он танцевал со стройной белокурой девушкой, которая смотрела на него влюбленными глазами.

Сзади кто-то подошел и грубой ладонью провел по стриженой голове Сабита.

— Ассалам алейку-у-ум! Ты все еще колешься? — послышался голос, а потом смех.

Остап повернулся и увидел парня с мелкими желтыми, очевидно прокуренными, зубами. За ним стояли еще двое. Один из них тоже протянул руку к голове Сабита.

— Не тронь, туримтай! И зубы не оскаль!

— Ну-ну, тише ты! Тсс!.. Еще слово — и...

Все трое загоготали. Нахально, вызывающе, громко. И двинулись на танцплощадку.

— Билет у последнего, мамаша, — сказал тот, с мелкими зубами.