Игорь Всеволожский - В морях твои дороги

— Скажите, товарищ боцман, — спросил я не выдержав, — почему у вас на «щуке» все до одного с усами?

Хозяева переглянулись и вдруг расхохотались. Хохот стоял такой, что, казалось, дрожит весь кубрик.

— Вопрос в самую точку! — давясь от смеха, сказал боцман. — А вы такую песню слыхали: «Давайте же, товарищи, в свободные часы отращивать, отращивать гвардейские усы», — пропел он. — Лодка у нас гвардейская? Гвардейская. Командир у нас с усами? С усами.

— Но ведь командир с усами и с бородой? — поправил я боцмана.

— А что мы можем поделать, если бороды не растут? — обиженно проговорил рыжий акустик, и опять все захохотали.

— Придется, значит, и нам с тобой, Кит, усы отращивать, — сказал Фрол, приведя в полный восторг подводников.

— Начинай, Чепчик, — сказал боцман, когда все перестали, наконец, хохотать.

Мой сосед, торпедист, по фамилии Чепчик, начал:

— Было это на второй год войны. Вышли мы на позицию…

— Днем находились под водой, — продолжал мой другой сосед, комендор, — а ночью всплывали подышать свежим воздухом. Мы, комендоры, с нетерпением ждали: ух, встретиться бы поскорее с врагом!

— А мы, торпедисты, не ждали? — обиделся торпедист.

— Ждали все, — примирил их боцман. — И вот, ровно в тринадцать ноль-ноль, штурман доложил командиру: «Входим в квадрат». Мы вошли во вражеский порт. В тринадцать десять вахтенный командир заметил в перископ танкер. Командир встал к перископу. Лодка легла на боевой курс…

— Мы все наблюдали за командиром, ждали команды, — продолжал торпедист. — Не отрываясь от перископа, он приказал: «Аппараты товсь!»

— Как только торпеды ушли из аппаратов, — подхватил боцман, — лодка быстро пошла на глубину. Ведь сразу же после взрыва «охотники» кинулись нас искать!..

— Мы услышали двойной взрыв, — сказал торпедист, — значит, в цель попали обе торпеды! Потопили танкер!..

— Тишина была мертвая, — вставил рыжий акустик. — Мы ведь знали, что «охотники» выслушивают нас гидрофонами…

— Все головы поднимались кверху, — продолжал боцман. — Мы слушали и даже шептаться не смели. Когда в одном из отсеков стала капать вода, нам показалось, что враг и это услышит. Я осторожно, на цыпочках, подошел и подложил кусок мягкой пакли…

— Тишина… Минуту, другую, третью… — не выдержал акустик. — Но вот — снова шум над кормою. Работали винты корабля. Послышались глухие, тяжелые взрывы: нас закидывали глубинными бомбами. Лодка вздрогнула, ее подбросило кверху. Мы все попадали. Лодку теперь так ударило, что из плафонов посыпались стекла. Свет погас…

— Век буду жить, а того, как нам пятый поросенок достался, никогда не забуду! — продолжал боцман. — Тихо-тихо кругом, будто в могиле, и вдруг слышу — вода журчит… просачивается в лодку… течет где-то! Неужели сдал корпус? Не может быть!.. А вода все журчит да журчит… Во входной люк просачивается! Поджали люк, стало снова тихо… Дело прошлое, теперь прямо скажу: понял я, что дело наше — труба. Фашист, он не оставит лодку, придет бомбить снова…

— Так и было, — продолжал рыжий акустик. — Через полчаса снова начал, да как! Бомбы рвались у бортов. И потом вдруг по борту заскрежещет…

— А что это было? — не выдержал Авдеенко.

— Фашист на якорь встал да зацепил нас якорной цепью — вот что было! — пояснил боцман. — Девять с половиной часов подряд он нас, проклятый, бомбил. Дышать стало нечем. И вдруг ровно в полночь стучит кто-то в лодку…

— Ой! — испуганно воскликнул Бунчиков.

— Стучит да стучит, — продолжал боцман. — А зачем стучит? Кто? Догадался я наконец: нас специальными приборами с носа до кормы простукивают. Промеривают, значит, наши размеры. Утром снова примутся за бомбежку. А может, решили, что прикончили нас, и собираются поднять лодку…

— А дышать-то уже совсем нечем было, — напомнил акустик.

— Мы на нашего командира дивились, — продолжал торпедист, — тяжело ему, как и нам, а лицо спокойное, будто знает, что и лодку и нас он выручит. Как посмотришь на него — и у тебя спокойнее на сердце…

— А он в это время задачу решал, — пояснил боцман. — И задача была вот какая: что если всплыть да фашиста обжулить? Другого-то выхода нету. Ослабеют люди. Не позже чем через час ослабеют. Тогда и механизмами управлять не смогут. И вот наш «батя» приказал шепотом: «Готовиться к всплытию. Артиллерийский расчет — ко мне!»

— Приходим мы к командиру, — продолжал комендор. — Дышим, как рыба на льду. «Как только лодка всплывет, — шепчет командир, — мигом люки отдраить, артиллерийский расчет выбегает на верхнюю палубу к пушкам, открывает огонь по врагу. Остальные забрасывают фашистов гранатами. Лодка должна прорваться!» И так уверенно все это «батя» шепчет!..

— Не прошло и минуты, как наша «щучка» оторвалась от грунта — и давай всплывать…

— Ну? Ну? — послышалось со всех концов стола.

— Лодка всплыла. Командир открыл люк. Сам — на мостик, за ним — остальные… И что мы видим? Темнота кругом. Один буй по корме светится, другой — по носу, а против рубки светится крестовина. Это, значит, фашист указывает, что лодку нащупал. Наша «щучка», оставив за собой сети, буй, крестовину и зазевавшихся фашистских «охотников», полным ходом пошла в открытое море… Ух, и дышали же мы!..

— И дышали же! — повторил акустик.

— Воздух был свежий, ночной, соленый! — с чувством сказал комендор.

— Одно слово — наш, черноморский! — подхватил торпедист.

— Давно мы так не дышали!

— А как домой торопились! Но только в базу мы нескоро пришли, через много часов.

— И нас как раз уже ждал пятый жареный поросенок, — заключил рассказ боцман.

— А фрицы и по сию пору не найдут нас на дне морском! И удивляются же, — засмеялся торпедист.

— Ну, а теперь отдыхать, дорогие гости! — скомандовал боцман, поглядывая на опустевшие блюда. — Отдых — дело святое.

Когда мы пришли в свою палубу и стали располагаться на отдых, все набросились на Илюшу:

— Ты что же про своего отца никогда ничего не рассказывал?

— А что я мог рассказать? — в свою очередь взъелся Илико. — Что я мог рассказать, я вас спрашиваю? К отцу пристанешь, бывало, а он тебе в ответ: «Вышли. Ждали. Дождались. Обратно в базу пришли». Вот и все.

На другой день Горич сказал, что мы выйдем на «щуке» в море.

Довольно неуклюже мы спускались один за другим по штормтрапу на спину «щуке». Наши новые друзья приветливо с нами здоровались.

Поприкашвили-старший ждал нас на мостике, веселый, свежий и выспавшийся. По узенькому железному трапу мы поднялись к бородатому командиру.

— Ну что ж, крестники, давайте осматривать наше хозяйство. Прошу! — И Поприкашвили широким жестом пригласил спуститься в люк.