Абдурахман Абсалямов - Вечный человек

Вместе с эшелоном военнопленных уходил и руководитель русского подполья Николай Симагин, уходил и его ближайший помощник, бесстрашный Степан Бакланов. Оба медленно поднялись, посмотрели на своих товарищей. Сколько испито горя вместе! Какую упорную и беспощадную борьбу вели против общих врагов! Друзья, которым нет цены! Товарищи, роднее которых нет на земле! Да разве можно сказать: прощайте навсегда? Нет, никогда! Не верится!

— Ну, нам пора, — сказал Симагин. Он говорил просто, как всегда. И начал со всеми прощаться. Обнял и трижды поцеловал Назимова: — Борис, я верю в тебя и в твоих людей!

— Желаем вам удачи, — ответил Баки. — Не тревожьтесь за нас. Мы свой долг здесь выполним.

— До встречи на родине!

— До скорой встречи, Николай.

И вот колонна русских военнопленных, по десять человек в шеренге, уже шагает по орошенной кровью и слезами лагерной земле, направляясь к площади. Вон остался в стороне брошенный тяжелый железный каток, которым трамбовали дорожки. Тут же неподалеку стоит телега, в которую впрягались «поющие лошади» и возили в лагерь песок и камни. У всех нервы напряжены до предела: будут при выходе обыскивать или нет? Симагинцы шли с боков колонны, прикрывая ее фланги, шли в передних и задних рядах — в авангарде и арьергарде. У них в карманах а за пазухой спрятаны пистолеты и гранаты. Эти бесстрашные парни готовы к любым неожиданностям.

Неподалеку от ворот, как бы выйдя посмотреть на отправку эшелонов, толпятся группы узников различных национальностей. Но это были все те же вооруженные бойцы подполья, которым выпало остаться в лагере. Если гитлеровцы задумают обыскивать уходящих и схватка возникнет тут же у ворот, провожающие бросятся на помощь, пустят в дело пистолеты, гранаты, ножи.

Среди провожающих и Баки Назимов. Его глаза широко открыты, лицо напряженное. Конечно, он отыскивает в колонне дорогие лица друзей. Но он не может совладать с еще более острой тревогой: не подвернут ли фашисты голову колонны к тому «Коварному дому», где обычно происходила массовая расправа над лагерниками? Нет, колонна миновала поворот к «дому». Колонна приближалась к воротам. Эсэсовцы выстроились по обеим сторонам ворот. В их поведении как будто не заметно ничего угрожающего. Всем своим горделивым видом они как бы хотели сказать: «Все же наша взяла. Вам приходится покидать лагерь».

Колонна втянулась в ворота. И вот уже проходят последние ряды. Кто-то обернулся, помахал беретом:

— До скорого свидания!

Железные ворота Бухенвальда со скрипом закрылись. Назимов все еще смотрел на ворота. Потом со вздохом сказал стоявшему рядом комбату Харитонову:

— Что ж, пошли.

В Бухенвальде больше нет ни Симагина, ни Бикланова! Теперь и «Русский центр» и оставшиеся бригады предоставлены самим себе. Эта мысль угнетала Назимова, он как-то сразу почувствовал себя осиротевшим и поэтому, не заходя в первый барак, где наверняка можно было встретить кого-либо из работников центра, направился к себе. Ему захотелось побыть одному, многое обдумать. Он сел за стол, облокотился, обхватил голову руками.

Одиночество было недолгим. Раздались чьи-то шаги. Оказывается, пришел Сабир.

— Баки абы, что с вами? Когда вы возвращались с площади, я все время смотрел. Вас качало, словно былинку на ветру. Думаю: не заболел ли? И пошел следом за вами.

— Нет, Сабир, болеть сейчас не время. Нелегко было расставаться с друзьями.

— Понимаю, Баки абы. Да ведь поговаривают люди, будто наши ребята не с пустыми руками пошли. В случае чего — не дадут себя в обиду. Верно?

— Верно, Сабир. Но всего не предусмотришь. Фашисты еще достаточно сильны, чтобы расправиться с ними. Ну ладно, придет час, и мы здесь не растеряемся.

— Скорее бы приходил этот час. А то денька через три-четыре мы уже и ходить-то не сможем на своих двоих. Который день перебиваемся куском хлеба с ладошку. Люди теряют силы. Какие из нас вояки.

— Что я могу сказать, Сабир? Одно посоветую: стиснуть зубы и держаться.

— Держимся, Баки абы.

Десятого апреля весь день прошел спокойно. Гитлеровцы ничем не проявляли себя. Они, казалось, были удовлетворены, вырвав из лагеря две тысячи человек.

По распоряжению «Интернационального центра», никто не выходил из бараков, чтобы не угодить в лапы фашистам. Только наружные посты из подпольщиков стояли на своих местах. Подразделения бойцов были незаметно подтянуты ближе к потайным арсеналам. В случае тревоги они могли мгновенно вооружиться. Иногда по улицам быстро проходили разведчики или командиры подразделений. И опять все пустело.

Поздно вечером Назимов наведался в восьмой барак, к Задонову, чтобы обсудить кое-какие последние распоряжения.

Когда разговор уже подходил к концу, Николай замялся.

— Что у тебя? Выкладывай! — потребовал Назимов.

— Знаешь… тут человек тебя дожидается. Просит…

— Кто?

— Рыкалов.

— Рыкалов? А что ему нужно от меня?

— Не знаю, поговорить хочет.

Баки задумался. Подозрение, павшее на Рыкалова, все еще оставалось не снятым. Правда, новых фактов против него не было обнаружено, но и оправдаться окончательно он не смог. Держался Рыкалов лояльно, да и что ему оставалось делать. Назимов хорошо понимал, какое страшное обвинение висит над человеком. А что, если он все же не виноват?

— Хорошо, зови его! — согласился Назимов.

И вот Рыкалов стоит перед ним. Не жалкий, не потерянный. Он стоит, подняв голову, смело смотрит горящими глазами. Только лицо у него почернело, словно опаленное внутренним жаром.

— Я пришел к вам не пощады просить! — твердым голосом заговорил Рыкалов. — Я ни в чем не виноват. Но я и не думаю обижаться на вас. На вашем месте я сам поступил бы точно так же. Но того, что я пережил, не желаю даже врагу своему… Прошу только об одном: когда настанет час разрешите мне идти вместе с вами в бой в качестве рядового солдата. Оружия не прошу, сам добуду в бою.

— Вы даете слово советского офицера и мужчины; что говорите искренне? — сурово спросил Назимов.

— Даю! — решительно ответил Рыкалов.

— Я хотел бы верить вам. Но… если обманете… — Назимов прищурил глаза. — Вы знаете, как мы поступаем в таких случаях?

— Знаю!

— Ну идите, ждите наших указаний.

Около полуночи Назимов задремал было. Но явились разведчики «Деревянной» бригады, принесли важнейшие новости:

— Подразделения эсэсовской дивизии «Мертвая голова», охраняющие лагерь, садятся в машины и уезжают в сторону Веймара. С внешних постов снимают часовых.

Назимов вскочил с места. Лицо у него радостно вспыхнуло.

— Вы не ошиблись, ребята? Хорошо видели? Ведь это уже половина нашей победы!

Но разведчики и сами понимали, что означает бегство эсэсовцев.