Евгений Емельянов - Хорошие люди

— Отец, я же тебе объяс…

— Ерунда то, что ты мне объяснил, — грубо оборвал сына Вахтомин. — Ты думаешь, что я уши развешу, олух царя небесного…

Станислав видел, что отец снова возбужден. Чем?

— Признавайся, Стас, — сказал Вадим Кирьянович. — Легче будет. Сними грех с души. — И улыбнулся.

— Я же говорю, — прозвучал бас Вениамина, — что во всем виноват я один. Я уволок Станислава на станцию. — Он повернулся к Вахтомину. — Меня и судите.

— В нашем обществе, — сказал Клавдий Сергеевич, — каждый сам должен отвечать за свои поступки. Ты, конечно, ответишь, Барабанов, за то, что столкнул с правильного пути молодого рабочего. Мальчишку. Хоть ты и сам еще… Но пусть и Станислав узнает, почем фунт лиха. — Вахтомин повысил голос: — Ты почему напился, Станислав?

— Мы обмыли мою первую зарплату, — и добавил словами Вениамина: — Так положено.

— Я же говорю, — снова начал Барабанов, но его перебили.

— Станислав, скажи честно, кто тебя надоумил на это? — спросил отец.

— Никто.

— Скажи, пока не поздно!

— Ты хочешь, чтобы я назвал чье-нибудь имя?

— Да! Конечно! Да!

— Тогда подскажи, чье.

Отец вскочил на ноги, потемнел лицом:

— Ты у меня попляшешь, сопляк! — Вадиму Кирьяновичу он бросил: — А с тобой, Рожков, общественность разберется. До того смену распустил, что даже ученики — и те в алкашей превратились!

— Ладно, — согласился Рожков.

— Не ладнай! Пожалеешь еще!

— Ладно.

Клавдий Сергеевич бросил устрашающий взгляд на сына, выскочил из «красного уголка» и с такой силой хлопнул дверью, что погасла лампочка.

— Вот так, — сказал Вадим Кирьянович. — Черт вас дернул пойти на станцию.

— Стас не виноват, — сказал Барабанов. — Это я.

Рожков кивнул:

— Конечно. Любой из нас может выпить в свободное от работы время. В праздник, например. Всякое бывает. Но ты еще очень молод, Станислав. И ты, Веня.

— Я больше не буду, Вадим Кирьянович.

— Он больше не будет, — улыбнулся и Вениамин.

— Рад слышать, — сказал Рожков. И добавил для одного лишь Станислава: — У тебя, наверно, с отцом еще один разговор будет, да?

— Вполне может быть.

— Так ты особо не перечь ему. Сам виноват. Если бы не пошли — ничего бы и не было. Верно?

— Конечно.

«Он напился. Ну и что? Люди пьют ежедневно, и земной шар до сих пор не перевернулся. И отец пил несколько лет», — думал Станислав, возвращаясь домой. Но он был доволен, что отца не будет сегодня дома по меньшей мере до полуночи — он только заступил на смену. А утро вечера мудренее…

— Явился, внучонок, — такими словами встретила его бабушка Варвара. — Хорош герой!

— Я первую зарплату получил, бабуля, — весело сказал Станислав. — Говорят, ее положено обмывать. Не ругай меня.

— И не думаю. Да только если бы ты видел вчера своего отца, ты бы с ним опять поскандалил. Ровно зверь лесной, не человек! Не знаю, что с ним такое происходит.

— Я тоже не знаю.

— Жениться на Тамаре Акимовне раздумал, привел в дом свою прежнюю пассию.

— То есть как — привел в дом? Марину?

— Кого ж… Она сама пришла, правда, да ведь какая разница?

— Она приходила сюда? — Станислав все еще не верил в сообщение, которым удивила его бабушка.

— Я ж говорю.

— Зачем?

— О тебе рассказала. Какие ты фокусы вытворял на станции.

— Какие фокусы я вытворял?

— Разные… Пил, скандалил…

— Я не скандалил, бабуля, это она напрасно. А может, было…

— Ну, вот…

— Но это пустяки все.

— Извиниться тебе надо, я думаю.

— На станцию идти?

— Зачем на станцию? Она сюда снова придет, Марина-то. Много раз еще.

— Почему ты так думаешь?

— Я ж сказала. На одной раздумал жениться твой отец, да надумал на другой.

— Ты шутишь, бабушка…

— Такими делами не шутят.

— Марина страшная ведь!

— Страшная! — Варвара Петровна хлопнула ладонью по своей ноге. — Для тебя она страшная, а для твоего отца может раскрасавица писаная… Он тут творил вчера дела… Грозился сослать тебя в колонию для несовершеннолетних. И многое другое что.

— При Марине?

— После… Послал Юру к Тамаре Акимовне, а когда узнал, что ты гостишь у нее, успокоился немного. Но сказал, что этого дела так не оставит.

— Пусть.

По хмурому выражению лица Варвары Петровны можно было заключить, что она и сама недовольна поведением внука. Станислав обнял ее за плечи:

— Я больше не буду, бабуль.

— Последнее это дело, Стасик, — пьянство, до добра оно не доведет… И здоровье губишь, и деньги. И скандалы в доме всегда.

Потом Станислав ужинал, а бабушка Варвара сидела рядом и рассказывала о том, что творилось в доме, когда пил ее сын Клавдий Вахтомин. Ничего нового для Станислава старушка сообщить не могла, но он слушал ее с внимательным видом, желая сделать бабке приятное.

Появился запыхавшийся Юрка:

— Это ты, Стаська? Ты зачем пьянствуешь?

— Ладно, помолчи, воспитатель!

— Конечно! А знаешь, что у нас будет скоро?

— Не знаю.

— Приемник!

Варвара Петровна кивнула:

— Да-да, будет…

— Давно пора.

— Стас, мы когда пойдем к тете Тамаре?

— Зачем?

— Мне учебники надо покупать уже.

— Точно! — обрадовался Станислав. — Да хоть завтра и отправимся. После обеда. Идет?

— Идет!

Лежа поздно вечером в своих постелях, братья завели речь об отце.

— Он тебя обещался поколотить, — сказал Юрка таким радостным тоном, словно сообщал приятную новость.

— Не поколотит.

После паузы Юрка снова сказал:

— К нам вчера приходила тетя Марина.

— Знаю.

— Папа хочет на ней жениться.

— Тоже знаю.

— Я ему сказал, что лучше бы он женился на тете Тамаре.

— Ну?

— А тетя Марина долго-долго смеялась.

— Ладно, Юра, давай спать, мне утром на работу.

— Давай. Я бегал вчера к тете Тамаре и видел в щелочку, как ты пьяный спишь. В одежде.

— Бывает, — вздохнул Станислав.

Станислав провел неспокойную ночь. Все ему казалось, что отец вот-вот появится в доме, начнет шастать по комнатам, ворчать и призовет сыновей к ответу. Такие мысли приходили в полудрёме и не давали покоя.

Но отец так и не появился. Станислав увидел его только утром; направляясь на работу, он встретил отца на мосту.

— Вот жизнь настала, — сказал Клавдий Сергеевич. — С родным сыном некогда словечком перемолвиться.

— Потому что мы в разных сменах.

— В разных сменах… Ты скажи лучше, зачем обидел Марину?

— Я не хотел.

Отец откашлялся, сплюнул в воду.

— Ты Марину не трожь. Ты ее наоборот уважать должен.

— За что же?

— Сам знаю, за что. Что у тебя за привычка появилась — губы поджимать?.. — Отец повысил голос. — Ты хоть и рабочий человек теперь, но все равно еще от горшка два вершка. Помни. Молоко на губах у тебя еще… И нечего губы выпячивать!.. Тебе все понятно?