Евгений Емельянов - Хорошие люди

Он обязан найти себя.

Он, Станислав Вахтомин, непременно должен сдвинуться с мертвой точки. Он должен остепениться, как Венька; как Венька, он должен твердо встать на ноги. Тем более, что до 1971 года остался сущий пустяк…

— А что будет в 1971 году? — спросил Вениамин, когда они в очередной раз обсуждали дальнейшую вахтоминскую жизнь.

— Мне стукнет тридцать лет, — вздохнул Станислав.

— Точно! А мне — в 1970-м.

— Мы уже старики…

— Поэтому надо спешить… Кстати, я всем своим семейством еду летом к старикам… Не хочешь составить компанию?

А пока стояла зима. Декабрь выдался теплым и малоснежным; снег если и выпадал, то ненадолго: солнце тут же «съедало» его. Станислав настолько привык к климату Узбекистана, что сомневался в том, сумеет ли перенести российскую зиму, если ему придется навсегда вернуться домой. Впрочем, смешно задавать себе такие вопросы. Разве Станислав не жил в России почти девятнадцать лет?

После того, как он принял решение, он стал вдруг нетерпелив. Вскоре ему начало казаться, что время движется очень медленно. Особенно длинным был январь — до короткого февраля нужно было прожить еще тридцать один день! Но и короткий февраль тянулся слишком долго… Наконец, пришла весна. Весна в Ташкенте и вообще в Узбекистане не ощущается так полно, как в России. Когда в России начинает пригревать солнце и снег становится рыхлым, как соль, когда звонкая капель начинает свою волнующую песню, когда отдохнувшая земля тут и там выглядывает из-под снега, словно желая убедиться, что это не оттепель шутит, а настоящая весна пришла, когда теплый ветер и теплый дождь заставляют сжиматься сердце в преддверии предстоящих радостей — в такие минуты невозможно остаться равнодушным. В Азии приход весны ощущается не так сильно, потому что она может явиться в середине зимы; она является иногда в середине зимы в образе очень щедрого солнца, высушившего землю, в виде набухших почек деревьев (а то и цветущих бело-розовым цветом урючин), в виде проклюнувшейся травки… Разумеется, и азиатская весна волнует твое сердце, но уже не так сильно, как хотелось бы. В Азии испытываешь несколько иные чувства. Зацвел урюк, покрылись ветви деревьев светло-зелеными листочками, появились на улицах голоногие девушки в ярких и легких платьях — значит, пришла весна. И если азиатская весна не могла вызвать в душе таких бурных чувств, как весна российская, все же она не могла не волновать Станислава, не могла не заставить грустить его сердце.

В апреле младший брат прислал письмо, полное восторженных слов по поводу предстоящего приезда Станислава. «Но почему — в отпуск? — спрашивал младший брат. — Почему не насовсем? Ты еще не дожарился в своей Азии?» Как обычно, Юрий подробно информировал Станислава о всех деревенских и сельских событиях — кто умер, а кто еще жив, кто родился, к to женился; брат писал о своей работе на деревообделочном комбинате, о том, что теперь он, Юрий Вахтомин, — начальник заготовительного цеха. Юрий написал, что Владимир Петрович давно уже на пенсии, что Ольга Геннадиевна Барабанова — заведующая терапевтическим отделением в сельской больнице, что Марина Семеновна Фабрициева живет у них в Вахтомино, нянчится с Юркиным сыном Петей, которому вот-вот исполнится три года… «Все-таки хорошая она женщина, Марина Фабрициева» — заметил он.

Мысленно Станислав был уже далек от Ташкента; но по мере того, как уходили в небытие последние недели весны и все сильнее давало знать о себе наступающее лето, нетерпение Станислава росло. Станислав удивлялся: почему вдруг его так сильно потянуло в деревню? Почему он раньше не испытывал таких чувств? Если Станислав загорелся возможностью встречи с Ольгой Барабановой, так ведь такая возможность появилась не вчера. Он мог бы, если бы захотел, поехать в деревню год или два года тому назад, чтобы увидеть «объект» своей первой юношеской любви. Станислав по-настоящему загорелся потому, что поездка, возможно, поможет ему ответить на некоторые вопросы, которые накопились за последние годы. Теперь Станислав если и думал иногда о том, что «любая проблема решается легко; если есть желание ее решить», то уже не так твердо был уверен в своей правоте, как это было в далекой юности. И уверенность эту поколебали его собственные проблемы. Станислав радовался предстоящей поездке потому, что надеялся найти ответы на свои вопросы.

В середине июня в Ташкенте снова появилась Людмила. В такой же предвечерний час, как и в первый свой приезд, она переступила порог комнаты, в которой жил Станислав Вахтомин:

— Можно?

Удивление и радость были такими большими, что Станислав только одно слово и сумел выдохнуть:

— Людочка!

В один миг на задний план отошли все другие чувства. Людмила! Неужели это была она — такая нежная и прекрасная, такая женственная и близкая? На задний план отошли не только Юрий Вахтомин и деревня, не только Ольга Барабанова и ее терапевтическое отделение, не только предстоящая поездка на родину, но и существование «рецидивиста» Кости — мужа Людмилы Обуховой.

— Я не ожидала, что ты так хорошо меня встретишь, — сказала Людмила после того, как с восклицаниями и приветствиями было покончено.

— Мы с тобой не чужие, — сказал Станислав.

— Да, но все же…

— Ты зачастила в Ташкент.

— Это плохо или хорошо?

— Хорошо, конечно… А с Олей кто?

— Оленька уже большая… Если бы ты ее увидел! — Людмила грустно улыбнулась. — С ней осталась Дильдор Аскаровна, кто же еще.

— Замечательно! Так я и думал. Как она поживает?

— Все так же. В последнее время часто говорит о том, что хочет поехать в Учкент.

— В Учкент? Зачем?

— У нее там родственник. К нему, говорит, поеду, детей нянчить буду. Одна, говорит, я больше не могу.

— Понятно.

— А ты как поживаешь?

Станиславу показалось — и он даже приготовился услышать эти слова — что Людмила добавит сейчас фразу «…мой милый солдатик»; но, конечно же, она не произнесла этих слов.

— Да вот, — ответил Станислав не очень охотно, — собираюсь съездить домой.

— В Россию?

— Конечно.

— Там кто у тебя? — спросила Людмила с видом человека, который все знал, но забыл.

— Брат.

— Да-да! Брат. Юра, кажется? Я помню.

Людмила была в легком розовом платье, волосы цвета жженого кирпича — ее замечательные волосы, которые Станислав так любил когда-то — падали ей на плечи.

— Почему ты… — Станислав сглотнул комок, который вдруг застрял в горле. — Почему ты в то лето так быстро уехала?

— Я не быстро! Я была здесь еще целую неделю…

— Но…

— Почему я больше не пришла, да?

— Вот именно. Могла бы…

— Я приходила один раз. Тебя не было. А потом я решила, что это ни к чему — снова заводить какие-то отношения. Правильно? Теперь мы чужие…