Евгений Емельянов - Хорошие люди

Тем не менее, Станислав знал, что навестит Барабановых — и не один раз.

Если в первое время после приезда на родину Станислав испытывал скуку, то вскоре он примирился с жизнью в деревне. И не только примирился, но и с возрастающим интересом начал смотреть по сторонам. Так бывает всегда, когда человек надолго уезжает из дома — и вдруг снова посетит родные места. Сначала — радость встречи с детством, потом — тоска по привычному укладу жизни, оставшемуся очень и очень далеко; тоска в свою очередь сменяется вспыхнувшим вновь страстным желанием никогда не расставаться с родиной, потому что здесь… родина: и река… и воздух… и небо… и ромашки… и тропинки в лесу… и люди, люди — что за люди! — и старая школа на окраине села. И теперь уже отпускник с возрастающими сожалениями думает о том, что пройдет всего несколько дней — и ему придется покинуть все то, что он любил в детстве, к чему был так сильно привязан и с чем соприкоснулся снова.

Итак, через неделю после приезда в Вахтомино Станислав приободрился, осмотрелся по сторонам и решил сделать кое-какие визиты. Разумеется, прежде всего он отправился к Елизавете Ивановне, которая одиноко доживала свои дни в небольшом домике на окраине села возле школы.

Старушка долго всматривалась в лицо гостя, но так и не узнала в нем «бунтующего» Станислава Вахтомина. Он назвал себя.

— Стасик Вахтомин? — пронзительным голосом старого человека, который плохо слышит, переспросила Елизавета Ивановна. — Как же не помнить! Очень хорошо помню… Вон ты какой солидный стал!.. Большую должность занимаешь?

— Я — Станислав, Елизавета Ивановна.

— Ну вот, я и говорю. Я ведь всегда верила, что из тебя выйдет толк. И брат твой… тоже… Я все помню!.. Стихи писал когда-то… больно заумные, правда…

— Стихи — это я! — более громко сказал Станислав.

— Да-да… И все про жизнь да про смерть…

«Она и видит плохо, не только слышит», — подумал Станислав. Перед ним стояла маленькая седоволосая старушка с выцветшими глазами, и рассказывала о том, что было, и о том, чего не было.

Вот чем становимся мы на склоне лет. Природа, наделив человека сознанием, не дала ему богатырского здоровья. Как хорошо жить крепким и духовно и физически от начала и до конца! И никогда не болеть.

Младший брат, узнав о походе Станислава к Елизавете Ивановне, сказал:

— Что же ты меня не предупредил? Пошли бы вместе… Она ведь… потеряла реальность…

И это было больно слышать.

Все эти дни Вениамин не давал другу покоя:

— Что ты, Стас, в самом деле! Все тебя ждут, а ты не заходишь.

И он направился в гости. Ольги дома не оказалось, и этот факт несколько успокоил Станислава.

— Здравствуй, Станислав, — сказала Софья Николаевна. — Я рада, что ты пришел… Странно, как время меняет нас. Я помню, ты был очень симпатичным мальчишкой, а стал настоящим мужем.

— Да-да, Стасик… Молодец… — поддержал жену Геннадий Егорович. — Очень ты стал мужественным…

— У тебя, небось, интересы теперь другие, — продолжала Софья Николаевна, улыбаясь одними губами. — В Ташкент сильно тянет? — Женщина поздоровалась с ним за руку, снова опустилась в кресло, причем сделала это с трудом. Легкое чувство жалости к Софье Николаевне шевельнулось в душе Станислава и исчезло. — А мы вот теперь, — продолжала говорить хозяйка дома, — совсем старые стали. И ноги не держат, и одышка… Что делать, наш век кончается.

— Ну, вы еще… — хотел было возразить Станислав и замолчал, потому что Софья Николаевна сделала протестующий жест рукой, как бы желая сказать: «Не надо об этом!»

Она сказала:

— Ничего мы уже не еще, Стасенька. От нас осталась одна видимость. Веню не встретил? Он отправился за хлебом… Ты бы лучше рассказал о том, как живешь в этом своем Ташкенте. Не очень мучаешься от жары? Веня вон, так тот все время хвастает, что ему не жарко. Потому что у него, мол, смуглая кожа. А как ты? Не очень мучаешься?

— Не очень.

— Веня говорит, что это вы его затащили в Среднюю Азию, — сказала Шурочка. — Правда?

— Он сам приехал.

— Что у вас там за Азия такая, — несколько ревнивым тоном произнесла Софья Николаевна.

— Такая вот, — весело откликнулась Шурочка.

Станислав с удовольствием взглянул на нее. Несмотря на то, что Шура родила двух девочек, она оставалась такой же стройной, какой он увидел ее однажды, такой же румянощекой и не менее веселой и жизнерадостной. Она относилась к тому типу людей, — давно уже решил Станислав, — к тому типу женщин, которые живут интересами своих мужей и считают, что важнее того дела, которое они делают, на свете не сыскать. Вениамин в письмах другу, как правило, упоминал имя своей жены. Было ясно, что Шурочка не только умеет привязываться, но и привязывать. Вениамин нашел то, что ему было нужно. С такой женой он не пропадет. Он может смело отдаваться партийной работе, зная, что у него надежные «тылы». Станислав немного завидовал другу — чуть-чуть! Но эта маленькая зависть причиняла большую боль: маленькая зависть лишний раз напоминала Станиславу о том, что сам он по-прежнему на распутье.

Софья Николаевна переменила тему разговора:

— А ты, Стасенька, так и ходишь теперь в холостяках?

— Так и хожу.

— Что ж так?

— Он теперь боится прикасаться к вашему брату, — засмеялся Геннадий Егорович.

Софья Николаевна стрельнула в мужа недовольным взглядом. Обидеться на слова Геннадия Егоровича мог бы и Станислав, но обижаться на старика было нельзя — он эту свою фразу произнес без всякой задней мысли.

Софья Николаевна теребила бусы на шее:

— Ты на меня не обижайся, Стасик, что я тебе сейчас скажу, — начала она более тихим голосом, чем минуту тому назад. — С тех пор прошло очень много времени, я много передумала и много поняла… Шурочка, может, ты самоварчик поставишь? — обратилась она к снохе.

— Конечно, мама!

— Так вот, — продолжала Софья Николаевна, когда Шурочка вышла из комнаты. — Я очень много думала…

— Не надо об этом, Софья Николаевна, — попросил Станислав.

Она нахмурилась:

— Разве ты знаешь, о чем я хочу тебе сказать?

— Знаю.

Софья Николаевна растерянно посмотрела в окно, перевела взгляд на Станислава, дернула бусы на шее и, помолчав значительно больше, чем следовало бы, сказала:

— Извини…

— Стас, привет! — с этими словами в комнату вошел Вениамин. — Сегодня мы должны выпить.

— С какой стати? Да еще днем…

— Ты ничего не знаешь, потому так и говоришь, — Вениамин полез в задний карман брюк, — извлек согнутый пополам конверт.

— Веня, — сказал Станислав, — я помню, в детстве ты был более скупой…

— Я?!

— Ты был скуп на слова. Ты говорил: «Так положено» — и дело с концом.

— Ладно-ладно. В этом письме, Стас, мне пишут, что я должен вернуться в Учкент к 25 июля…