Борис Шергин - Архангельские новеллы

Меду лишились — это верно, зато гуся с гусенком самим пасти не надо, и от детей неприятностей не получишь.

Однако в деревне жить нечем стало. Ваня Тетеря в город уехал, нанялся в ботанический сад караулить финикову пальму. Акуля зиму одна жила. К лету получила телеграмму — Ваня едет домой. Забегала, засуетилась, чем бы угостить: хозяин мало не год дома не был.

— Ах, Ваня коклеты любит!... — стала жарить...

— Ах, Ваня уксус любит! — в каждо место уксус льет...

Побежала в погреб, кран у бочонка отворила... Ахти, коклетка сгорит! Побежала. Выложила котлету на стол, вспомнила:

— Ахти мне! Кран забыла завернуть, уксус выбежит.

Прилетела в погреб — уксус вытек. Лужа на весь пол...

— Ох, Ваня меня забранит, что сырость развела.

Схватила мешок муки, давай пол засыпать.

— Вот хорошо, сухо теперь, приятно... Охти мне! Кошка коклету съест!

Прибежала в избу, а котлеты уже нет, котенок съел. Вот так нахозяйничала. Ни котлеты, ни уксусу, ни муки...

К счастью, Ваня приехал домой такой веселый:

— Ну, Акуля, я денег много заработал, теперь хозяйство с тобой будем подымать...

А она думает: какие же это деньги — бумажки. Деньги бывают золоты. Отдохнул Ваня и собрался на базар.

— До свиданья, Акуля, я по хозяйству отправился.

Кредитки спрятал в сундук:

— Ты посматривай!

Сидит Акуля под окном, а мимо горшечник едет. Увидел Акулю, кричит:

— Эй, краля, горшков не надо ли...

Краля засуетилась:

— Надо горшки, надо! Да ведь ты дорого возьмешь.

— Неуж денег нет?

— Есть, да худы, не золоты, а бумажны.

— Давай сюда.

Акуля принесла мужнев бумажник, горшечник положил его себе за пазуху и говорит:

— Бумажки мои, а посуда твоя. Свалил горшки с воза и уехал.

Ваня вернулся, видит — вся изба горшками улиминована...

— Акулина, это что?..

— Посуда.

— Откуда?

— Купила.

— Где деньги взяла?...

— Не деньги, а твои бумажки отдала.

— Ох, Акулина! Ты меня разорила! Ограбил тебя торговец. Думал годик дома пожить. Придется теперь обоим итти финикову пальму караулить.

Акуля в дорогу собралась, хлеба в котомочку положила и давай дверь с петел снимать.

— Акулина, куда ты с дверью?

— На, может в чистом поле или в пустом лесу ночевать придется, да чтобы своей дверью не запереться...

Идут, Акуля двери прет. К ночи в лес зашли.

Иванко говорит:

— Жена, здесь от зверя не безопасно. Надо на сосну лезть ночевать.

Он на сосну лезет и Акуля за ним с дверью пыхтит, мостится. Кое-как она угнездилась на сучьях, лежа на двери, задремала. И аккурат горшечник, который деньги выманил, по пути домой проезжал этим лесом. Наехал на сосну, где Акуля с дверью ночевала, и сдумал тут свою добычу подсчитать...

Акуля слышит—под сосной кто-то вслух считает: "пять рублей, шесть рублей", захотела поглядеть. Нагнулась, опрокинулась, да с дверью вниз и полетела, загремела... Горшечник в ужасти подскочил на сажень кверху, пал на коня и палил до дому без памяти. И кошель с Ваниным жалованьем забыл. Ваня подсчитал, — все цело. И пошел с женой на радостях домой, хозяйствовать.

Не то год, не то два хозяйничали в деревне Ваня да Акуля. Опять дожили до ручки, угребли в город. Тетеря опять выпросился в ботанический сад вместе с женой наблюдать финикову пальму. Пальма вымахала теперь выше облак. Ну, это все видали на открытках. Однажды Тетеря, начитавшись газет, сообразил:

— Сползаю я по моей пальмы ввысь, побью мировой рекорд.

Взял градусник, бутерброт, бутылку ситро, поплевал в ладошки и поехал. В таки высши сферы залез, что и аэропланы ниже его, и воздух стал фиолетовый, и мороз градусов сорок. Ванька струмент посмотрел, — шесть тысяч метров. Сделал зарубку, прокричал трижды "ура", закусил и стал делать посадку вниз, механически записывая наблюдения.

Дома говорит жене:

— Акуля, полезем в безвоздушно пространство?

— Без кислородного прибора?! Нако, выкуси!

— Дура, мы хоть тысячи на три. Тамотки хоть го'ла сиди. Нас на картинку снимут. Только обедать тебе сейчас не дам. Ты восемь пудов до обеда тянешь, а как пообедаешь, дак и гирь не достанешь.

Посадил Акулю в мешок, взял мешок в зубы и поехал вверх на пальму подобно таракану. Едут час и полтора, Акулюшка, сидя в мешке, вела дневник, но вскоре заскучала:

— Ванька, я вылезу температуру смерять?!

Ему зубов разнять нельзя, у него мешок с женкой в зубах. Он ни гу-гу.

Акулю горе берет:

— Ванька, я пенсне в черепаховой оправе уронила. Опушайся!

Наш герой не сдается. Думает: еще сотня метров и финиш. А выговорить нельзя, мешок в зубах. Только мычит:

— Угу!

Акулинино терпенье лопнуло:

— У меня живот заболел!

Вапька забылся да и гаркнул:

— Ага!

Рот раскрыл, мешок и выпал. Акуля парашют распустить не поспела, грянула сквозь облаки, только пыль столбом...

Иванко сделал вынужденную посадку в крапиву, а где Акулюшка упала, образовалась колоссальная воронка, как от падения крупного снаряда.

Ну, так ли, эдак ли, а надо поминки править. Иванушко приготовил легкий закусон на двенадцать персон и пошел в контору добывать плачею для завывания во время обеда на тему прискорбного случая. Пришел в контору, а встречу медведь.

— Тетеря, куда?

— Супруга убилась. Кто бы про это на обеде повопел?

— Я по радио реветь мастер.

— Извиняюсь, не слыхал.

— Съимпровизируем в лучшем виде. Слушай.

— Ррр... Акулинка! Убил тебя, Тетеря-рря-рря-рря!!!

Ванька чуть не оглох, замахался на медведя. А сбоку волк подъехал.

— В чем дело, любезный?

— Певчего ищу, выполнить арию про Акулюшку.

— А какие условия?

— А вы на какой глас поете?

— О-о-у-у! баба-а-а, убил тебя му-у-у-ж-ж-ж!

— Извиняюсь, не подойдете! Аж мороз по коже...

Тут из детского вещания выскочил заяц.

— Здрасте, я мастер эстрады!

— Вы как поете?

— А "пык-пык"!

— Тьфу на вас!

Тогда из сектора художественного вещания выплыла лиса и оттерла зайца:

— Ваничка! Что с вами, каки' вы печальны! Совсем себя не бережете.

— Ох, Лиса Патрикеевна, Акуля-та моя...

— Слышала, слышала! Ужасно, ужасно!

— Да. Сюда пришол,—нет ли кого, повыть, поплакать.

— А я-то на что? Двадцать годов здесь плачу да реву.

— Как плачете?

— Лиса пригорюнилась лапкой и запела:

Тетеря прослезился.

— Подем, Патрикевна. То и надо...

Пришли на квартиру. На столе цветы, бутылки, десерт, крембрюле. Иванко говорит:

— Вы, Патрикевна, сядьте на диван и вой во всю силу, как по радио воешь. А я побегу знакомых собирать на обед.