Павел Нилин - Знаменитый Павлюк. Повести и рассказы

А потом приспеют лето, осень, связанные с новыми тревогами.

Только зимой, пожалуй, и вздохнешь немножко. Но тут опять же вскоре начинается подготовка к весне.

Так вот и живет Сергей Варфоломеевич из года в год. Конечно, он не жалуется. И смешно было бы жаловаться: уж если взялся за гуж — не говори, что не дюж.

Просто всякие мысли сейчас бродят в его голове.

А Перекресов что-то пишет. Как переехали мост, он сразу же вынул из кармана блокнот и что-то записывает, а что — разобрать со стороны невозможно. Будто он не буквы, не слова записывает, а знаки какие-то ставит. Да Сергей Варфоломеевич и не сильно старается заглядывать к нему в блокнот. Это, пожалуй, и неудобно. Пусть пишет. Сергею Варфоломеевичу-то какое дело?..

Хотя чем-то записи все-таки беспокоили его. И ему все более казалось странным, просто невероятным, что вот такой важный человек, секретарь обкома, вдруг решился поехать зачем-то, даже не на машине, в эти самые Желтые Ручьи. Ну пусть оттуда, из Желтых Ручьев, пришла кляуза в обком. Но можно было бы в таком случае послать инструктора туда или комиссию, как это водится. А он, секретарь обкома, для чего-то сам поехал. А для чего?

И что он вывезет оттуда? Какая польза будет? Ведь даже у Сергея Варфоломеевича, на что уж он небольшой работник — не такой большой, все-таки скопится за сегодняшний день большая почта. Тут и то, что надо прочитать и понять, и то, что самому надо подписать и отправить.

А секретарю обкома, не то что председателю райисполкома, пишут отовсюду: и из Москвы, и со всей области. Это, наверно, вот такая пачка за каждый день. А он поехал в Желтые Ручьи. А зачем?

Виктор Иванович, бывало, тоже разъезжал, но у того была другая хватка. И что бы теперь ни говорили про него, Сергей Варфоломеевич всегда будет вспоминать прежнего секретаря обкома добрым словом. Всегда будет вспоминать, хотя и имел от него неприятности.

Виктор Иванович любил, что называется, накачать работников. Бывало, он проедет, так только треск стоит. Этому, тому — всем раздаст, если задержались с уборкой или хлебозаготовками. Зато он зла не помнил. А Перекресов еще не известно, что за человек. Всего про него еще не известно.

Сергей Варфоломеевич улыбнулся, вообразив, как повел бы себя Виктор Иванович, если б на его пути оказался расшатанный мост и к тому же утопленный трактор. Да он бы душу вытряс и из председателя райисполкома, и из того же Битюгова — директора МТС! Он бы уж его нашел! А этот ничего. Только записывает в блокнот. Может, про это как раз и записывает. Но что-то больно много пишет, как резолюцию готовит для партактива.

Всю дорогу Перекресов называл Сергея Варфоломеевича уважительно на «вы» и неизменно по имени-отчеству, чего никогда не делал Виктор Иванович, любящий всех называть только по фамилии и на «ты». Но мало кто обижался. А этот, пожалуй, слишком вежливый, и от этой вежливости получается какая-то жесткость.

Как-то все время неуютно Сергею Варфоломеевичу, когда Перекресов даже молча сидит с ним рядом в пролетке на пружинной клеенчатой подушке.

А Григорий Назарович вроде того что дремлет на козлах.

Напрасно его, пожалуй, взял с собой Сергей Варфоломеевич. Напрасно: болтливый он очень! Лезет, куда его не просят. И Перекресов из его болтовни может составить совсем не то мнение.

А вообще-то ничего не поделаешь, пусть составляет.

На прошлой неделе какие-то корреспонденты приезжали. Тоже чего-то такое расспрашивали. Может, уже написали статейку. Может, скоро появится в газете. Ну и пусть. Что же теперь делать? Перестройка идет по всем вопросам. На всех не угодишь.

А все-таки немножко обидно. Похоже, что Сергей Варфоломеевич преждевременно состарился. Ужас как заболела вдруг поясница, когда он поднял плаху. Теперь уже не болит — прошло.

А все-таки в чем же дело? Рано бы еще стариться. И Терентьев, пьяный, на свадьбе вдруг погладил его по голове и захохотал: «Мало у тебя волосьев-то остается на голове. Как ветром сдуло. От умственного, что ли, труда?» Похоже, что и Терентьев посмеялся над ним. Пьяный, конечно, был, осмелел. Не надо было гулять у него на свадьбе. Надо было поздравить молодых и уйти.

В висках опять началось покалывание, и затылок заболел. Сергей Варфоломеевич потер затылок ладонью, боль как будто утихла, но зато, кажется, сильнее стало покалывать в висках.

«Хвораю, — жалостливо подумал Сергей Варфоломеевич. — Хвораю, а никто этого, может, и не понимает. Все только требуют, строго спрашивают с тебя, критикуют...»

Он снова вспомнил этих двух корреспондентов, что на прошлой неделе заходили к нему. Из какой они газеты, он забыл. И лиц их не запомнил. Нет, одного запомнил — черненький такой, в очках, слишком шустрый. Все допытывался, как идет составление планов в колхозах, участвует ли в этом деле райисполком, как участвует. А что ему ответишь? Он же ищет, этот корреспондент, обязательно недостаток, хочет на чем-нибудь тебя поддеть, чтобы потом описать во всех красках. И не знаешь, как ему лучше ответить. Боишься ошибиться в ответе. Всего боишься, постоянно волнуешься. Ведь живешь у всех на виду. И все предъявляют к тебе претензии. А если говорить начистоту, так что это, простое, что ли, дело — составлять планы? Попробуй-ка ты сам, черненький корреспондент в очках, составить хоть один план, да так, чтобы к тебе потом не придирались.

Сергей Варфоломеевич недавно вмешался в один такой план колхоза «Красный пахарь» — предложил увеличить поголовье свиней и уменьшить стадо рогатого скота, — так его на очередном бюро райкома так трясли за это, что он и костей, думал, не соберет.

А между прочим, он и сейчас не понимает, за что его трясли. При Капорове таких недоразумений не было. А ведь тоже составляли планы. И все было в порядке. И Сергей Варфоломеевич никого, кроме Виктора Ивановича, не боялся. И корреспонденты ему были не страшны. По главным показателям район был всегда на видном месте в области.

И никто не смел кричать Сергею Варфоломеевичу на бюро райкома, что он не читает новую сельскохозяйственную литературу. А когда ему читать? Акатьев заставил этой литературой всю этажерку в его кабинете. Часть брошюр Сергей Варфоломеевич перенес к себе на квартиру, сложил в спальне на тумбочке у самой кровати. Однако читать — ну совершенно некогда. Газету возьмешь перед сном — и то глаза сразу слипаются. И раньше никто за это не придирался к нему. Не обращали на это внимания, не спрашивали, читает ли он какие-нибудь там брошюры. Не школьник же он, в самом деле. И никто не требовал, чтобы он ни с того ни с сего, без всякого смысла ехал вдруг вот так, на пролетке, куда-то к черту, в Желтые Ручьи, когда это никак не связано с его планами.