Златослава Каменкович - Его уже не ждали

Даже старый Калиновский никогда не мог разгадать по лицу сына его подлинных намерений. Рука Людвига могла душить человека, а лицо в это время — дарить обворожительную улыбку. Он мог одной рукой осенять себя крестом, а другой залезать в карман соседу.

Анна, которая мало знала жизнь и людей, не могла даже подозревать, как мастерски Людвиг Калиновский умеет скрывать свои мысли и чувства.

Вручая женщинам разрешение на свидание с дорогим для них человеком, Людвиг знал, что Анна уже не встретится с мужем: в полдень под усиленной охраной его увезли в Вену для передачи представителям русских властей.

Калиновский сделал все, чтобы муж Анны никогда не вернулся.

Дембовские возвратились из тюрьмы усталые, удрученные, без надежды добиться свидания с Ярославом.

— Что же нам теперь делать, мама? — подавленная, спросила Анна.

Она сидела в шляпке и перчатках, будто собиралась куда-то идти.

— Поедем в Вену, — предложила Барбара.

— Не верю, что его увезли туда… врут! Они передали его царским жандармам. Мама, я должна быть около него. Я поеду за ним…

— Аннуся, родная, тебе же известно, чем это ему угрожает. Разве ты желаешь ему зла?

— Неужели единственный выход — воспользоваться советом Калиновского и вступить в фиктивный брак? Ты веришь, мама, что Ярослав согласился на это?

— Царские власти слишком хорошо знают нашу фамилию, они ненавидят нас. Калиновский рассудил правильно.

— Не могу, не могу! Отвращение охватывает меня от одной мысли… Поедем в Вену, быть может, Ярослава действительно отправили. Мы должны повидаться с ним, посоветоваться, иначе я сойду с ума!

Поездка в Вену ничего не дала, хотя Ярослав в это время был именно там.

Все попытки увидеться с ним, перекинуться хотя бы единым словом, передать записку оказались тщетными; к нему не допустили даже нанятого адвоката, ссылаясь на то, будто русского подданного в Вене судить не будут.

Анна пала духом, тогда как Барбара еще надеялась: Калиновский с его обширными и влиятельными связями должен помочь им добиться свидания с Ярославом.

Мать и дочь поспешили обратно во Львов.

Калиновский принял их сердечно. С выражением участия и сострадания на лице слушал он нерадостную повесть Барбары об их мытарствах в Вене.

— Вся наша надежда на вас, пан Людвиг, — откровенно призналась Барбара.

Калиновский вздохнул и озабоченно заходил по голубой гостиной, обставленной с дворцовой пышностью.

— К сожалению, пану Ярославу теперь можно помочь, находясь только в России, а не отсюда. Да, его передали русским. Я мог бы выехать туда, но моя поездка будет безрезультатной…

Женщины с тревогой ловили каждое его слово.

— Мне известно, что досье пана Руденко-Ясинского осталось во Львове. Полиция упорно ищет акт вашего бракосочетания с паном Руденко-Ясинским. Будем предельно искренни: если в досье появится этот документ…

— Лучше я умру, чем соглашусь… — прошептала Анна.

Калиновскому вдруг показалось, что замок, который он строил с таким рвением и надеждой, воздвигнут на зыбком песке и вот-вот рухнет.

«Не отказаться ли от затеи? — заколебался он. Но сразу же овладел собой и с досадой подумал: — Ты ли это, Людвиг? Неужели ты бессилен? Ты ведь никогда не останавливался на полпути! Наступила решающая минута. Еще один ход, и тогда ты — благородный рыцарь, и Анна — твоя!»

— Мне самому больно вам предлагать это, пани Анна, — проникновенным голосом заговорил адвокат. — Поверьте, другого выхода нет… — Он остановился под огромным филодендроном и задумчиво добавил: — Может быть, завтра-послезавтра мой совет окажется лишним… Запоздалым…

Барбара поняла устремленный на нее вопросительный взгляд дочери.

— Решай сама, — вздохнула мать. — Бывает, когда из-за нерешительности или необдуманности человек страдает всю жизнь. Подумай хорошо, чтобы потом не укорять себя, что ты могла спасти Ярослава и не сделала этого.

«Ярослав, я решаюсь на отчаянный шаг ради твоего спасения… Я ставлю под сомнение свое доброе имя, свою честь. Отрекаюсь от тебя, чтобы сохранить тебя для людей, которым ты, как Прометей, несешь огонь, свет, счастье… Пусть в твое сердце никогда не закрадется сомнение в моей верности… И, если не суждено нам встретиться снова, твой ребенок, которому я дам жизнь, клянусь, любимый, будет таким, как ты…»

Эти мысли вернули Анне силы. Она выпрямилась и проговорила каким-то странно изменившимся голосом:

— Мама, я согласна…

Барбара перевела дыхание, словно только что избежала большой опасности, угрожавшей им.

— Пан Людвиг, мы так вам обязаны, что даже неловко просить вас…

— Я весь к вашим услугам.

— Как все это оформить?

— Прежде всего необходимо расторгнуть брак пани Анны с Руденко-Ясинским. Я поеду в Прагу и побеспокоюсь о том, чтобы не осталось никакого следа, который мог бы послужить доказательством для полиции. Не тревожьтесь, все хлопоты возьму на себя. Я не могу равнодушно взирать на горе вашей дочери. И, скажите, разве не долг христианина — помочь своему ближнему? Если пани Анна разрешит, я сам готов взять на себя роль жениха и разыграть ее до конца. — Сделав маленькую паузу, Калиновский клятвенно произнес: — Ну, а что касается защиты пана Руденко-Ясинского, я буду отстаивать это дело как свою честь: выеду в Россию, найму лучшего адвоката, и мы выиграем процесс.

Нет, не горестная судьба двух любящих людей заставляет Людвига Калиновского нервничать, совершая обычную утреннюю прогулку по Кайзервальду [18] Лес, расположенный недалеко от Лысой горы во Львове. верхом на породистой лошади.

«Нельзя полностью предвидеть все… А если Руденко-Ясинского помилуют? Если всего лишь — Сибирь и каторга? — спрашивает себя Калиновский. — Тогда… тогда суровые испытания еще больше сблизят Анну с мужем. Их любовь, их несломленное доверие друг к другу всегда окажутся выше заблуждений, обид…»

И злой мозг Людвига Калиновского плетет новую интригу.

«Они должны умереть друг для друга… Да, да, скорбное известие о трагической смерти Анны, которое Руденко-Ясинский получит в тюремном каземате, пожалуй, самое верное оружие, способное убрать с дороги этого хлопа, — принял решение Калиновский. — А с ней… Здесь надо осторожнее».

Калиновский резко повернул лошадь и рысью помчался в город.

Спустя час, приняв ванну, переодетый и надушенный, Людвиг Калиновский выпил кофе и направился в кабинет, куда вслед за ним лакей завел Магду Гжибовскую.

Гжибовская была подавлена великолепием убранства целой анфилады комнат, через которые ей пришлось пройти. И сейчас она с раболепием смотрела на окруженного сигаретным дымом и ароматом духов владельца всех этих богатств, которым, ей казалось, и цены нет.