Борис Изюмский - Море для смелых

Леокадия отправилась домой. Позвонив в школу Марии Павловне, получила разрешение отдохнуть, едва успев снять одежду, уже спала непробудным сном. Проснулась под вечер и сразу же побежала в больницу. Ее впустили к Стасю. Он лежал в палате один, рядом сидела Аллочка. Из-за бинтов виднелись только бледные губы да живые поблескивающие глаза.

— Жив курилка! — тихо сказал Стась и попытался улыбнуться. — Нас мало, но мы — в тельняшках.

В коридоре Алла, обняв Леокадию, разрыдалась:

— Я только теперь поняла, что он для меня значит…

Леокадии пришла чудовищная мысль: если бы с Алешей произошла беда и болезнь приковала его навсегда к постели, она взяла бы его к себе!

Только нет, пусть лучше остается здоровым и невредимым.

Июньский вечерний час тих и задумчив. Море бьет негромкой волной о плотину.

Леокадия идет одна вдоль плотины. Сколько связано у нее в жизни с этими безлюдными местами! Здесь, за поворотам, в балочке, когда-то названной Лешкой «розой пятиморских запахов», открыл ей свое горе Нагибов. Здесь девять лет назад сидела она с Верой и гадала, что ждет их впереди, и строила планы, и возмущалась Вериной мечтой о «хорошей семье».

Семейное счастье… Сам ли человек складывает или разрушает его?

Почему так счастливы Лобунцы, Чаругины, Углевы, Громаковы, Альзины, Нелька и почему такой мучительный путь проделали к счастью Стасик с Аллой и так изламывается все время жизнь Веры?

Не может быть семейное счастье лотереей. И, наверное, все решает тот материал, из которого складывают его: серьезность или легкомыслие, бездумье или чувство долга, чрезмерная доверчивость или разумность… Какой сплав дает самый прочный фундамент? И почему она сама не сумела его сложить?

Когда-то вот здесь, еще девчонкой, она сказала Вере:

— А я на всю жизнь останусь одна, если не встречу такого, которого полюблю.

И вот, встретила…

Леокадия поглядела на море. Нешумливые волны катились одна за другой. На секунду ей представилось, что она стоит на крохотном островке, а вокруг все и всё против нее. И отец, и товарищи, и устои общества. Волны подступают, подступают к островку. Может быть, пойти наперерез им? У нее хватило бы для этого сил, как и для того, чтобы устоять даже на этом островке. Но она сама не хотела и не могла.

Леокадия дошла до поворота плотины к мосту, когда увидела… Володю Куприянова. Он шел понурясь, словно всматриваясь в никому другому не видимую линейку, прочерченную на бетоне, тащил под мышкой разбухший портфель, неуклюже оттопыривая локоть. С урока, что ли, ушел? Они почти поравнялись.

— Здравствуй, — тихо сказала Леокадия, почему-то обращаясь к нему на «ты».

Володя, будто очнувшись, остановился, поднял темноволосую голову. В глазах его метнулась ненависть. Он секунду не сводил с Леокадии напряженный, уничтожающий взгляд. Потом ломким мальчишеским голосом сказал:

— Вы — нечестная! — и быстро пошел дальше.

…Леокадия незаметно для себя очутилась у канала. Мутные волны его были неприветливы. Зачем она сюда пришла? И здесь она видела перед собой только глаза Володи, слышала его голос: «Вы — нечестная!»

Нет, никогда не смогут они с Володей стать друзьями. Это ей тоже не дано…

В этот же вечер она сказала Всеволоду, что уезжает на Урал. Он не стал ее отговаривать, расспрашивать, видно поняв необходимость такого решения, только попросил:

— Ты, когда устроишься, напиши.

Она не могла бы объяснить, почему назвала именно Урал. Может быть, потому, что он казался ей необыкновенно далеким и молчаливым.

— Напишу.

— Мы с Олей решили осенью пожениться.

— Рада за вас. И очень жалею, что не буду на свадьбе. Очень.

— Ничего, мы как-нибудь к тебе приедем. — Он пытался подбодрить ее, хотя, по совести, ему так не хотелось, чтобы она уезжала.

— Ну, доброй вам жизни. Оля сюда переберется?

— Да. Мы с ней завтра на день к ее родителям поедем, — улыбнулся, — смотрины…

Нет, он не пропадет. Всего за два года работы на комбинате освоил профессию аппаратчика и еще, на всякий случай, приемщика оксидата, конденсаторщика, корректировщика. Сейчас уже твердо решено, что на комбинате будет химический факультет института, и Всеволод собирается поступить туда. Усмехнулась: «Продолжит химическую династию Юрасовых». Нет, он не пропадет.

На следующий вечер, когда брат уехал, пообещав назавтра вернуться, Леокадия одиноко бродила по дому. Позвонить или не позвонить Алексею?

Она представила: Алексей подойдет не сразу… И голос у него будет безразличный, ватный: «Слушаю». — «Алеша, это я. Ты можешь сейчас же прийти ко мне?» И сразу изменится его голос, станет молодым, радостным: «Конечно, могу».

…Леокадия распахнула окно. Запах моря ворвался в комнату. Неистово турчали сверчки.

За что она любит Алешу? За то, что он есть на свете, за то, что он именно такой, а не другой, за то, что любит ее и открыл для нес это великое умение.

Кто знает, быть может, такая любовь приходит к людям раз в сто лет, и она счастлива, что именно ее опалил этот огонь.

В свое чувство она вложила все, что отвела ей природа, все душевные запасы. Больше никто и никогда ей не понадобится…

Леокадия возвратилась к столу, положив руку на телефонную трубку, словно погладила ее. Стоит набрать номер — и он придет — сияющий, взбудораженный, пораженный тем, что она позвала.

Будет сгущаться ночь за окном, будут тикать ходики на кухне, отсчитывая часы их счастья. У них будет одно сердце, одно дыхание…

…По стенам комнаты скользят лучи автомобильных фар. Причудливая игра теней похожа на морской прибой. А из прибоя глядят ненавидящие глаза Володи.

Она сняла руку с телефонной трубки, зажгла свет, достала из ящика отцовского стола лист бумаги. Сверху его рукой была написана неоконченная фраза: «Я хотел бы…» Леокадия взяла другой лист.

«Прости, родной, — написала она, — я не могла поступить иначе. Не ищи меня. Я очень люблю тебя и потому хочу, чтобы ты остался с сыном. Не будет меня, и ты станешь прежним…»

Отбирая нужные бумаги, Леокадия наткнулась на пожелтевший от времени экземпляр университетской многотиражки с заголовком «Тебе, первокурсник!»

Семь лет назад подарил ей этот листок Павлик Громаков. Целую жизнь тому назад.

Леокадия защелкнула замки чемодана, позвонила в диспетчерскую, попросила, чтобы через три часа прислали такси, и пошла прощаться. Собственно, почти никого из друзей в городе не было. Валентина Ивановна с Альзиным уехали в командировку, путешествовали вокруг Европы Лобунцы. Аллочка повезла Стася в областную клинику, а Громаковы поплыли теплоходом в Москву.

Всем им она решила потом написать, а сейчас отправилась в пустынную школу.