Евгений Евтушенко - Ардабиола (сборник)

— Но я не Пушкин, — мрачно отшутился Ардабьев.

— Каждый — Пушкин… — не сдавалась она. — Но пушкинское из людей можно выбить. Не только кастетами, а воспитанием, лживыми словами, равнодушием. Уничтожить память о мыслях… Выбить из людей стихи, музыку, великие открытия. Но не все люди сдаются. Не сдавайся, Ардабьев! Вспомни…

— А что, помидоры в наушниках — разве не великое открытие? А баклажаны, созерцающие «Голубой огонек»? — невесело сказал Ардабьев и вдруг увидел перед собой длинные девичьи ресницы и пугающе мертвые глаза подростка, ткнувшего ему в живот револьвер-зажигалку. «Снимай джинса, животное!»

— Ардабьев, потрогай эти листья… Может быть, ты вспомнишь, что это такое… — умоляюще сказала жена, вцепившись в него и не пуская к чемоданам…

— Ну, трогаю… Пыль… — неохотно прикоснулся к растению Ардабьев и вдруг очутился в коровнике, увешанном фотографиями.

На одной деповская бригада беспаспортных мальчишек стояла под переходящим Красным знаменем и лозунгом: «Все для фронта!» «Еще поставят памятник русскому неизвестному фотографу!» — закричал районный фотограф с коротким синеватым носиком…

— Неправда. Нет никакой пыли. Я протираю их каждое утро… Ардабьев, а разве ты не заметил, как вздрогнули листья, когда ты к ним подошел? — напряженно глядя то на него, то на растение, спросила жена.

— Не заметил… — ответил Ардабьев, но он это заметил.

Голос Ивана Веселых произнес:

— Когда я однажды поставила пластинку Бриттена «Реквием», я вдруг увидела, что этот куст зашевелился… — продолжала жена. — Куст слушал. Он думал. Он как будто хоронил себя под этот реквием.

— Мои работы о музыкальности овощей довели тебя до мистики… — мрачно сказал Ардабьев. — Надо идти… Мишечкины уже выехали…

Он подошел к чемоданам, но путь ему преградил мальчик Витя. Витя ел мыло. Вдруг мальчик Витя исчез.

В незакрытую дверь вошел человек в женских тапочках с помпонами. Человек с помпонами, косясь на жену Ардабьева, мялся.

— Ну, что это за послание от таинственной незнакомки в кепке? — попытался улыбнуться Ардабьев, как бы давая этим понять человеку с помпонами, что у него, Ардабьева, нет секретов от жены.

Человек с помпонами протянул Ардабьеву сложенный вдвое блокнотный листочек и, почему-то пятясь, удалился.

Ардабьев развернул листочек и показал жене.

— Какая-то чушь… Кто-то меня разыгрывает…

На листочке крупным детским почерком было написано: «Как ваша ардабиола?»

«Не каждый день отец умирает…» — сказал капитан с пушечками в петлицах.

Ардабьев смял листочек и бросил на пол.

— Наверно, кто-то из моих студентов подшутил. Мститель за несданный экзамен. Ничего, тетя Зося уберет… Кстати, где она? Надо оставить ей ключи…

— А я здеся… — сказала тетя Зося, вырастая как из-под земли. — Надолго уезжаете? — У нее были расторопные глаза старушки, собирающей на берегу канала пустые бутылки в дерюжный мешок.

— На три недели, — ответила жена Ардабьева. — Прежде всего выбросьте мусор, потом вымойте пол. Словом, наведите порядок.

— Это мы понимаем… — обиженно сказала тетя Зося.

— Вот корм для попугая. Клетку надо убирать раз в два дня, — продолжала жена Ардабьева.

— А куда самого-то попугая девать? — настороженно спросила тетя Зося.

— Он у нас дисциплинированный. Полетает по комнате, потом сам в клетку сядет, — успокоила ее жена Ардабьева. — А куст поливайте каждое утро…

— А что это за куст? — полюбопытствовала тетя Зося. — Ишь, ты. И ягодки на ем есть…

Ни жена Ардабьева, ни сам Ардабьев не ответили ей, и тетя Зося поняла, что это не ее ума дело.

Пока жена Ардабьева закрывала свой чемодан, Ардабьев, понизив голос, сказал тете Зосе:

— Этот куст не поливайте…

— Это как же? — оторопела тетя Зося. — Он же засохнет…

— Ну и пусть засохнет… Надоел он мне… — торопился объяснить Ардабьев.

— А вот хозяйка… — заикнулась было тетя Зося.

— Хозяйка хозяйкой, а хозяин здесь я, — успел ей шепнуть Ардабьев, и тетя Зося вздохнула, поняв, что ее, без вины виноватую, вовлекают в нехорошую семейную историю.

Когда Ардабьев и его жена вошли с чемоданами в лифт, тетя Зося, оставшись одна в квартире, начала подметать веником пол, да и остановилась перед кустом в деревянном ящике.

— Поди разберись, — проворчала тетя Зося, — хозяйка говорит — поливай, хозяин — не поливай… Что за семьи пошли!

И вдруг тетя Зося застыла, обомлев от страха.

Куст потихоньку стал раскачиваться, поскрипывать.

Тетя Зося оглянулась: все окна и дверь были закрыты, и сквозняка быть не могло. Тетя Зося в ужасе поняла, что куст раскачивается не от ветра, а сам по себе. Тетя Зося прижалась к стене и перекрестилась бы, но обе руки были заняты: одна веничком, другая совком.

«Мой отец покинул меня, — горестно думала ардабиола, слышавшая этот разговор. — Мой отец приказал этой женщине, чтобы она не давала мне воды. Мой отец хочет, чтобы я умерла. Мой отец даже не помнит, как меня зовут. Мой отец забыл, что я его дочь».

Ардабиола, собрав все силы, раскачивалась все мощней и мощней. Выдернув свой главный корень из земли, ардабиола оперлась им о край деревянного ящика. Ардабиола напряглась, выдирая из земли другие — большие и малые — корешки, но так, чтобы их не повредить.

Ардабиола неуклюже переползла через край ящика на пол и неуверенными шагами ребенка, который учится ходить, пошла к окну, оставляя за собой комки земли. Ардабиола вскарабкалась на журнальный столик, смахнув с него телефон, а затем влезла на подоконник. Прижавшись ветвями к стеклу, ардабиола увидела отца, садящегося в машину и покидающего свою дочь навсегда.

Ардабиола, размахнувшись, ударилась всем телом об окно и, чувствуя острую боль от осколков, полетела вниз.

Ардабьев уже включил зажигание и тронулся, когда куст рухнул на капот, закрывая ветвями лобовое стекло.

Ардабьев затормозил. Сквозь стекло на него глядели трепещущие листья, зеленые плоды стучали по стеклу, словно хотели достучаться до него.

— Это ты сказал тете Зосе, чтобы она выбросила куст! — вскрикнула жена Ардабьева и заплакала от обиды за себя и за растение, имени которого она не знала.

Зеленые плоды уже не просто стучались, а отчаянно барабанили по стеклу, и ветви скреблись, словно пытаясь заговорить.

Ардабьев молчал, вцепившись в руль.

И вдруг Ардабьев увидел, что по одной из веток, не прогибая ее, два крошечных железнодорожника несут крошечную красную крышку гроба. Головы рабочих были срезаны крышкой гроба, и нельзя было понять: плачут они под крышкой или нет.

Зеленые плоды барабанным боем провожали гроб.