Сергей Снегов - В полярной ночи

— В столовую только мальчишки ходят, — авторитетно разъясняла Зина. — А они такие непутевые, никогда не помнят, что едят. Я спрашивала Сеню Костылина, что он ел, — он сказал: «Котлеты», а выдавали вовсе гуляш.

— А мне понравилось, борщ был очень вкусный, — пробовала возражать Варя, но, увидев осуждение на всех лицах, сразу сдалась и покорно спросила, что ей нужно делать.

Ей посоветовали прикрепить талоны в магазин, лучше в третий, это очень хороший магазин. Готовить можно здесь же, на кухне, они готовят в очередь, у них «колхоз», пусть Варя присоединяется к их «колхозу», будет очень весело.

— И вкусно, и свеженькое, и никогда всей карточки не съедаем — просто удивительно! — восторженно заявила кудрявая, голубоглазая девушка. По всему было видно, что ей очень хотелось включить Варю в их «колхоз».

Потом Варя спросила, почему в комнате такой беспорядок. Казалось, комнату кто-то тщательно убирал, застлал кровати, расставил стулья, но потом злая рука все перекорежила по-своему — смяла подушки и одеяла, бросила кусок недоеденного хлеба на книгу, поставила раскрытую банку консервов перед общим зеркалом, рядом с пудреницей и одеколоном.

Моросовская, не поднимая головы с подушки, равнодушно сказала:

— Вы напрасно тратите красноречие, Варя. Сам комендант Гурко назвал нас неряхами — и то не подействовало. Наши девушки просто не успевают следить за собой, они вечно заняты. Кроме того, к ним приходят приятели, милые мальчики, не спорю, но мало способные поддерживать чистоту. От смущения они вертят вещи в руках, кладут их куда попало, иногда кидаются помогать в уборке и тогда, конечно, производят особенную неразбериху.

— Хорошо, если кто может встречаться на работе, тот, конечно, всегда будет попрекать других, — обиженно возразила Зина, исподлобья поглядывая на курившую Моросовскую.

Пока утюг нагревался, Зина молча поправила подушки, проворно вытащила мыло из хлебной тумбочки, убрала банку консервов, потом подошла к Варе, помогла ей разложить постель и возвратилась к утюгу. С утюгом она управлялась умело и ловко — через полчаса перед Варей была целая стопка отлично выглаженных вещей.

Девушки потихоньку разбрелись по своим комнатам. Остались только Варины соседки — Зина и Моросовская, — но вскоре ушла и Зина. Варя разделась и легла. Чуть погодя Моросовская потушила свет.

— Спите, Варя, — сказала она. — Зина возвратится поздно, шуметь не будет — к этому я ее все-таки приучила.

Варя лежала в темноте с открытыми глазами и ожидала сна, но сон не приходил. Это было странное ощущение: она лежала на мягкой постели, было чисто и тепло, именно о таком отдыхе она мечтала долгие недели эвакуации, — почему же ей не спится? Она видела в темноте исполинские просторы Кара-лака, угрюмые берега Пинежа, костер, мокрый снег, гасивший неясный, скупой жар, страшное лицо Жукова, добрую, легкомысленную улыбку Непомнящего и другое лицо — то угрюмое, то насмешливое. Она не понимала, почему это лицо вспоминается ей чаще всех. За время войны, в эвакуации, она встречала сотни людей, среди них были плохие и хорошие, старые и молодые — некоторые ухаживали за ней. Но стоило им уйти — и они исчезали из ее памяти. Этого человека она встретила вчера на берегу. Первые два часа они и словом не обмолвились, потом он помог ей на трапе, усадил на платформу и заботливо защищал своей спиной от ветра. Вот и все. Рядом с ним были десятки других людей, но вспоминался он, а не они, они только вспыхивали в памяти и исчезали, а он оставался. И Варя уже знала, что не может заснуть оттого, что его лицо неотступно стоит перед ней в темноте. Она зажмурила глаза, но лицо не ушло. Горечь охватила ее. Нет, она не просила, она не сказала ни слова, он сам крикнул ей, что придет вечером, после заседания. Вот уже ночь на дворе, все заседания давно кончились, а он не пришел. Непомнящий ничего не обещал, но достал билеты в кино, встретил ее в столовой, водил по городу и был такой милый и добрый, хотя ей это совсем ни к чему. Ну и пусть, меньше всего она печалится о тех, кто о ней не думает, сейчас она уснет, а завтра все это вылетит у нее из головы. Она просто была очень одинока в дороге, очень измучилась, вот ей и захотелось доброго слова, ласкового взгляда… Завтра будут хозяйственные хлопоты, новая работа, новые люди. Точка, точка! Спи, глупая! И оттого, что она была и в самом деле очень измучена дорогой, Варя не удержалась от тихих слез. Так, со слезами на щеках, она и уснула.

Утром она встала поздно, убрала постель и пошла в столовую. Там уже никого не было. Официантки подали ей пшенную кашу и холодный чай. Она поела и вернулась домой. В комнате уборщица мыла пол. Варя спросила:

— Скажите, ко мне никто не приходил?

— Приходил, приходил, — проговорила уборщица, выжимая тряпку. — Очень интересовался, спрашивал, не нужно ли чего, обещался прийти.

У Вари горели щеки, но она спросила равнодушно:

— Кто же это был, не знаете?

— А комендант Гурко, кто же еще? — удивилась уборщица.

Варя стала прикидывать, куда ей надо идти. Выходило, что прежде всего в отдел кадров, а там принимали только во вторую половину дня. Варя послонялась по комнате, не зная, куда девать себя. Она взяла со стола старую газету, попыталась читать.

В начале второго пришла Моросовская — у нее был обеденный перерыв. Она ласково кивнула Варе и наскоро похлебала холодного супа.

— Выспались? — спросила она. — Ну как вам нравится Ленинск при дневном свете? Правда, препротивнейший городишко? Одно хорошо — ужасы войны здесь чувствуются меньше, чем в любом другом месте.

Она говорила лениво, нехотя и словно желая показать, что ее самое очень мало интересуют и Ленинск, и ужасы войны, и даже то, что их здесь нет.

Варя тихо сказала:

— Нет, городок как городок, мне он даже понравился. — Потом она поинтересовалась: — Почему вы не разогрели еду, Ирина?

Лицо Моросовской выразило отвращение.

— Что вы, Варя, возиться с примусом или разжигать печку на кухне! Мой маникюр мне дороже. На будущий месяц я непременно прикреплюсь к столовой. Вам тоже не советую подражать девчонкам, зачем вам эта готовка? Должна вам сказать, эта детвора меня временами раздражает, хотя все они вообще славный народ. Очень беспокойное хозяйство.

Впрочем, в других комнатах еще хуже: вечные крики, хохот, визг, особенно когда приходят их парни. Потом этот беспорядок. Признаюсь, я не очень люблю строго следить за чистотой, тратить на это время просто смешно. Но еще менее я люблю нарушать чистоту. И то и другое очень хлопотно. Все это страшно осложняет существование. Я давно мечтаю переселиться в двойной номер и чтоб моей соседкой была такая, как вы, спокойная, вежливая девушка моего возраста. Вам двадцать три? Я на год старше. Моросовская бросила в угол папиросу и потянулась.