Сергей Снегов - В полярной ночи

Зарево на горизонте разгоралось все ярче, потом стало тускнеть — начался рассвет. В сумрачном полусвете морозного утра было уже легко различить пристань, склады, раскинувшиеся на высоком берегу избы.

А к десяти часам утра, весь содрогаясь от напряжения, сбросив скорость до трех километров, уже не плывя, а еле-еле продираясь сквозь лед, «Ленин» прошел мимо первого причала и подошел ко второму. Цепочка из восьми барж выстроилась вдоль берега.

Следом за ними шел «Колхозник» со своими семью баржами. Матросы развели борты и стали выбрасывать трапы. По трапу взбежал растрепанный, сияющий Зарубин.

— Черти! — кричал он, пожимая руки всем, кто ему попадался. — Ведь это же черт знает что такое, как вы пробрались! Мы всю ночь ожидали на берегу и до самого утра не верили, что вы прорветесь.

— В самый раз приехали, — с удовлетворением сказал Дружин, осматривая веселыми глазами берег. Потом он повернулся к Сильченко и отрапортовал: — Разрешите доложить, товарищ полковник: караваны пришвартовались, приступаем к выгрузке.

Крепко пожимая ему руку, Сильченко ответил:

— Пускай люди сутки отдохнут, потом объявите аврал и разгружайтесь. Передайте всему составу мою благодарность. Прошу через два часа ко мне с наметкой премий и благодарностей — выпустим специальный приказ.

— Хорошо! — сказал Дружин. Он показал на крутой берег. — Место для отстоя неважное, товарищ полковник. Весной попадем в самый ледоход. Придется что-нибудь выдумывать, чтобы сберечь суда…

Но Сильченко уже думал о другом.

— Иван Михайлович, мне нужно срочно в Ленинск, — обратился он к Зарубину. — Разгрузку, организацию зимнего ремонта и все прочее возьмете на себя — будете докладывать по телефону. Могу я через час выехать?

— Скоро придет дрезина, часа через два уедете. Сильченко сошел на берег вместе с Крыловым.

Тот потрогал ногой прибрежный лед, потом прошелся по нему. Ледяной пласт от берега до парохода был уже так прочен, что не проваливался под ногами, только на середине реки что-то еще медленно передвигалось и вспучивалось. Каралак стал.

— Молодец Семен Семенович, — с уважением сказал Крылов, возвращаясь к Сильченко. — Ледок не шелохнется теперь месяцев восемь, а то и больше. Промедли мы еще часа четыре — вмерзли бы у самого Пинежа, а сюда не добрались бы. Я шел сзади, мне легче было — поверишь, сердце так и колотилось. Скажу тебе, Борис Викторович, нет на Каралаке другого такого водника, как Дружин.

К ним подошел чистый, одетый в доху Бойко.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться, — сказал он, смущенно поздоровавшись. — Ребята меня поедом едят: иди, мол, извинись за грубость. Так что не сердитесь!

Сильченко рассмеялся и крепко обнял кочегара.

— Что же извиняться! Ты прав, товарищ Бойко, во время работы нечего посторонним путаться под ногами.

Теперь Сильченко не в силах был ни часу сидеть в Пинеже. Он попытался вызвать Дебрева, но линия на Ленинск была повреждена еще со вчерашнего вечера, ее исправляли. Дрезина, по сообщению диспетчера, была задержана на полдороге — там путь перемело снегом, она опаздывала часов на пять. Сильченко позвонил в аэропорт — самолетов не было. Был, правда, учебный самолет, его как раз испытывали в воздухе после смены колес на лыжи. Но в голосе начальника аэропорта слышался ужас — он решительно отказывался отправлять начальника строительства на такой ненадежной машине.

— Я письменное распоряжение напишу, — пригрозил Сильченко. — Сейчас же готовьте машину к отлету!

Он быстро сдал дела Зарубину, простился с капитанами и командами и сел в сани. Аэродром был в семи километрах за поселком, и эти семь километров показались Сильченко тяжелыми. Было уже по-настоящему холодно, резкий ветер обжигал шею, леденил щеки. Возчик, одетый в доху, сочувственно посматривал на согнувшегося, поднявшего воротник, посиневшего от холода Сильченко.

Самолет был уже подготовлен к вылету. Начальник аэропорта, увидев легкую одежду Сильченко, возмутился. На улице девятнадцать градусов мороза, в воздухе — все двадцать пять. Выпустить человека в открытой машине, когда на нем только шинель и фуражка, он не может, пусть товарищ полковник не сердится, нужно переодеться — вот полушубок, шапка, валенки, маска для лица.

— Черт с тобой, — устало сказал Сильченко, — давай сюда полушубок и шапку.

Под плоскостями самолета проплывала дикая, однообразная земля — застывшая суша, застывшие озера, голые, сумрачные холмы. Сильченко закрыл глаза и проснулся лишь при посадке. Самолет подруливал к домику в два окна — это было здание временного вокзала на аэродроме в Ленинске. Сильченко выскочил из кабины, скинул полушубок и шапку с маской.

— Отдашь своему начальнику, — сказал он летчику.

Застывшая шинель была неприятно холодна. Из домика выскочил начальник аэродрома и пригласил зайти погреться. Сильченко отказался и направился к стоящему в поле грузовику. Около него, лежа на спине, возился шофер. К тому времени, как подошел Сильченко, шофер вылез, виртуозно выругался и, еще не закончив ругательства, вытянулся в струнку и откозырял. По всему было видно, что он парень бывалый и лихой.

— Ты меня знаешь? — спросил Сильченко.

— Знаю, товарищ полковник! — бойко ответил шофер.

— Что у тебя с машиной?

— Все в порядке, товарищ полковник. Зажигание отказало, еще кое-что — уже наладил.

— Куда едешь?

— В Ленинск. Привозил бочки с бензином.

— Придется тебе прихватить меня. Мою машину вызывать долго, меня не ждут. Свезешь на площадку медного и ТЭЦ.

— Какой может быть разговор! Прошу, товарищ полковник, в кабину. Доставлю быстрее легковой. Распишетесь потом у меня в путевке, чтобы завгар не лаялся, — и порядок!

— Ты, я вижу, себя в обиду не дашь и перед любым завом оправдаешься.

— Битый, товарищ полковник. Но и наш зав дока, литра бензина у него не изведешь — сам всю шоферскую науку прошел.

Шофер вывел машину на дорогу к Ленинску и дал газ. Сильченко заметил неизвестное ему строительство — рядом с опытным цехом возводилось кирпичное здание, вдвое большее, чем цех. Грузовик лихо промчался по Рудной улице и свернул в гору. У вахты медеплавильного завода сторож остановил машину и потребовал пропуск, но, узнав начальника комбината, отошел в сторону.

На площадке произошли значительные изменения — многие из них были Сильченко неясны. Людей было меньше, чем раньше, и они уже не бродили по всей территории строительства. Виднелось много новых зданий. На левом склоне холма, на участке, где предстояло сделать самую большую выемку грунта, стоял деревянный помост и на нем громоздилась какая-то закрытая брезентом машина, похожая на большой трансформатор. Прибавилось несколько железнодорожных линий — на одном километре пути грузовик четыре раза пересекал колею. Потом встретился состав — небольшой паровозик тянул семь платформ, груженных выше бортов землей. От земли поднимался пар. «Откуда столько незамерзшей земли?» — изумленно и радостно подумал Сильченко. Он высунулся из кабины, но впереди ничего не было видно, кроме гор и сжатой им долинки.