Ярослав Галан - Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Однако, несмотря на все усилия и насилия, прилив добро­вольцев в дивизию «СС-Галиция» не был таким массовым, как этого ожидал патрон дивизии, губернатор Вехтер. Оказались необходимыми срочные меры. Униатский клир предлагает свои услуги. Церковные амвоны напоминают теперь вербовочное бюро. Где не помогают уговоры и обещания, там на головы непослушных валятся угрозы, которые предвещают вечные муки на том свете и незавидную судьбу в земной юдоли.

Это происходит в период массового уничтожения гитлеров­цами евреев, а бандеровцами — польского населения. Понятное дело — это преступление, но совесть митрополита спокойна. В конце концов не он же лично убивает; да и жертвы убийства не принадлежат к подчиненной ему церкви... В данном случае нет для него никаких аналогий с 1940 годом, так что нет никаких оснований для протестов. На все, мол, есть свое время и место...

И вот приходит неминуемое: Советская Армия изгоняет гит­леровцев из Львова. После короткого периода понятного заме­шательства жизнь на святоюрской горе обретает обычный вид. Отсутствие ожидаемых репрессий успокаивает и ободряет.

Святоюрская гора становится снова местом паломничества энтузиастов Бандеры и Мельника. Граф снова принимает чело­битчиков, он, как и раньше, благословляет, утешает, ободряет, поощряет и помогает. Разумеется, не всем. Когда придут к нему члены Государственной комиссии по расследованию немецких зверств с предложением подписать протокол, митрополит кате­горически откажется это сделать, ссылаясь на свою некомпетент­ность в подобных делах... и ... «на отсутствие достоверных све­дений»!

До предела натянутая струна может каждую минуту лопнуть, тем более что учащаются случаи открытого сотрудничества униатских священнослужителей с бандеровским охвостьем. Шептицкий чувствует напряженность ситуации. На созванном наспех архидиецезиальном сборе он зачитывает речь, в которой «осуждает» бандеровцев. Одновременно составляет выдержан­ное в этом же духе пастырское послание, причем копию его немед­ленно направляет властям. Ректор Слепый с такой же поспеш­ностью прячет оригинал послания в долгий ящик, преграждая, таким образом, словам митрополита путь к пастве...

Это был последний акт главы униатской церкви. За несколько месяцев до встречи союзных армий на Эльбе граф Андрий Шеп­тицкий закончит свое земное путешествие.

После «торжественных» похорон ключи от грекокатолической церкви согласно последней воле умершего принимает Иосиф Слепый (епископы уехали с гитлеровцами). Он делает отчаянные усилия, чтобы справиться с заданием, во всем — до мельчай­ших мелочей — наследуя своему предшественнику. Внешние признаки почета, в которых ему не отказывают просители из националистического подполья, порождают в нем иллюзии. Опья­невший от собственного честолюбия, Слепый бредет с каждым разом все дальше, погружается с каждым разом все глубже; святоюрский анклав становится снова местом темных контактов и контрактов, а его закутки — идеальным убежищем для «дого­ворных сторон». О проповедях, осуждающих бандеровских убийц, Слепый уже и не думает...

Наступает неминуемый финал: Слепый привлекается к ответ­ственности, а святоюрские строения подвергаются глубокой дезинфекции, которая завершается введением домовой книги.

Через некоторое время во Львове возникает организованный неразложившейся частью униатского духовенства «инициатив­ный комитет», возглавляемый доктором теологии Костельником, который спустя три года погибнет от пуль агента Ватикана. Целью комитета является освобождение от брестских пут и пре­доставление украинскому народу Галиции возможности вер­нуться к религии предков.

Созванный в начале 1946 года собор униатского духовен­ства единогласно принимает решение о полном разрыве с Римом и к этому же призывает верующих. Униатская церковь умирает, умирает через год после смерти своего вернейшего заступника...

Это была смерть исключительно безболезненная; не было замечено ни одного случая «мученичества» или хотя бы даже протеста. Выяснилось, что пациент умер задолго до того, как была констатирована его смерть.

Так бесславно погибла рожденная изменой церковь.

1948

«Мы видим распятым на кресте все, чем мы владеем».

Такими словами встретил примас-кардинал Венгрии Минд­сенти аграрную реформу и закон о национализации тяжелой промышленности в Венгрии.

В декабре 1945 года, когда уже окончательно назрел вопрос о провозглашении Венгрии республикой, кардинал обращается к правительству с письмом, написанным в тоне ультиматума.

«Мне стало известно, что национальное собрание в ближай­шем будущем имеет намерение поставить на повестку дня кон­ституционные реформы и закон об объявлении республики. Если это соответствует действительности, тогда я, пользуясь государ­ственным правом венгерских кардиналов, которое существовало на протяжении девятисот лет, выражаю свой протест».

Таким властным тоном разговаривали когда-то только абсо­лютные монархи со своими министрами. В 1945 году католиче­ский кардинал Йожеф Миндсенти намеревался разговаривать именно так с народным правительством. Что это — зазнайство? Мания величия?

Ни то, ни другое. Кардинал Миндсенти, примас Венгрии, архиепископ Эстергомский и прочая и прочая говорил здесь не только от своего собственного имени, от имени «обиженного» реформой владельца восьмисот двадцати пяти тысяч хольдов земли. Его устами говорила вчерашняя Венгрия, Венгрия знат­ных и необузданных феодалов, привыкших на костях и крови венгерского и других народов строить свою сомнительную славу и свое несомненное богатство.

В начале 1945 года Советская Армия освобождает Венгрию, и власть в этой стране переходит в руки народа. Реакция не­истовствует, она пускается на авантюристические махинации, надеясь, что с помощью англосаксонских протекционистов ей удастся восстановить феодально-буржуазный строй. Однако все ее соглашения заканчиваются, как правило, на скамье подсу­димых. Подняться выше этой скамьи реакционным деятелям никак не удавалось: пробужденный к жизни венгерский народ сметал их со своего пути.

Тогда на первом плане появляется Миндсенти. Чего не сде­лали гражданские диверсанты, то, как полагали недобитые реак­ционеры, сделает диверсант в епископской митре, которого под­держивает Ватикан, католическая церковь и вековые традицион­ные суеверия, которые, словом, помогут кардиналу овладеть настроениями и мыслями масс, а потом толкнуть эти массы против народного строя, против победившей народной демократии. Это была спекуляция большого масштаба.