Ярослав Галан - Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Боб (садится возле нее). Понимаю. Взял по дурости грех на душу, не век же носить его с собой. Скажите, леди, неуже­ли этот русский так напрасно и погибнет?

Норма. Осталось час с небольшим.

Боб. Леди! Да ведь он мой... он наш боевой товарищ!.. Севастополь, легко сказать! Если бы не Севастополь и не Ста­линград, не пить бы нам джин у фрау Мильх, и, кто знает, может, пил бы его герр Мильх в Вашингтоне. И за это наши кровопийцы, провалиться бы им сквозь землю, платят Мака­рову виселицей!

Тихо открывается дверь с улицы, входит Белин с чемоданом в руках.

Ах!..

Простите, леди. (Встает). У меня кое к кому небольшое дельце. Сейчас вернусь.(Быстро выходит за Белиным на улицу.)

Норма сидит неподвижно. Слышно, как тикают часы.

Фрау Мильх. Вам пришлось долго ждать, леди. Пло­хо работает газ. Того и жди — совсем погаснет.

Норма (словно проснувшись). Что? Что вы сказали? Погаснет?

Фрау Мильх. Я говорю, плохо подают газ. Это не жизнь, а мученье. Бывает и так, что выключают на целую неделю, а то и на две. Тогда приходится топить углем, а вы знаете, какой это сегодня дефицитный товар. Один бог знает, когда все это кончится. (Вытирает платком глаза). И за что? Скажите, леди, за что?

Норма. Вы бы лучше подумали, фрау Мильх, за что в эту минуту, может быть, идет на смерть русский человек Ан­дрей Макаров.

Фрау Мильх. О леди! Моя совесть чиста, как слеза. (Крестится). Я вам все, всю истинную правду, как перед богом, сказала. Что ж еще может сделать несчастная одинокая жен­щина...

Норма. Довольно, ради бога, довольно...

Фрау Мильх. Хорошо, леди, я буду молчать. Это единственное, что мне разрешено.

О!.. Вас уже искали...

Дуда (прижал палец к губам).

А вот и я, леди.

Норма (порывисто встала). Боже мой! Наконец-то...

Дуда. Что с Макаровым?

Норма. Остался час до казни. В двенадцать часов дня...

Дуда (снял пилотку и вытер лоб). Значит, успели. Как говорится, в последнюю минуту.

Норма. Что? Вручили?

Дуда. Офицеры нашей миссии уже здесь — приехал вместе с ними. Они пошли к Петерсону, но, видно, не застали его и поехали к коменданту города. Ну, Петерсон, смотри!..

Норма. Боже мой! Наконец-то сердце успокоится.

Дуда. Тяжело Макарову в эту минуту, но еще десять — двадцать минут, и сердце его успокоится. Теперь уж они не посмеют сказать нашим офицерам: «Макаров — убийца».

Норма. Сегодня утром на минутку выскользнул из ла­геря Мальцев и рассказал, что сброд Цуповича шныряет по лагерю, вчера двоих избили до крови. Шестнадцать человек из арестованных увезли неизвестно куда под конвоем неме­цких и... американских полицейских. Вчера вечером комендант лагеря ходил по баракам с револьвером в руке и угрожал но­выми арестами, а на рассвете прочел у себя под окном: «Будем как Макаров!»

Дуда. Когда я вернусь на Украину, на развалины род­ного Тернополя, и застану в живых свою мать, я скажу ей: хоть я и тяжко болен, мама, но душа моя здорова, как ни­когда раньше: хотя она и видела бездну подлости, но видела и вершины благородства, имя которому — советский человек. Встречай, мама, своего воскресшего сына.

Норма. Я завидую вам, вашим руинам и вашему сча­стью, мой мальчик.

Дуда. «Медвежья лапа»!

Норма. Спокойно. Он...

Боб (входит, слегка запыхавшись, и с отвращением вытирает ладони рук о перчатки). Да разрази меня гром, если он раньше чем через месяц соберет свои гнусные кости! (Заме­тив смущенного Дуду, он поднял руку). Сиди, малыш! Сегодня я уже не «Медвежья лапа», а такой же перемещенец, как и ты. (Налил стакан джина, поднес ко рту, но, подумав, вы­плеснул джин на пол.) Мистер Петерсон перемещает меня в Китай. Слыхал? Ему кажется, что там я перестану цара­паться. Как же!.. Да поглотит меня ад, если в мире есть сила, способная вырвать из моей груди обиду, нанесенную этому русскому!.. (Норме.) Кстати, вы еще не узнали, леди?

Норма ( после короткого колебания). Остался еще час... (Нервными глотками пьет кофе.)

Боб. Говорят, русская миссия приехала выручать своих. И, видно, правда: наши офицеришки так и забегали по городу, словно их блохи закусали. При одной мысли о красных у них поджилки трясутся. О-го! Хотел бы я видеть, если бы дошло до чего... Вот был бы спектакль, пропади они все пропадом! (Ходит по сцене, останавливается перед Дудой.) А ты, малыш, за кого? За Макарова?

Дуда. Я за справедливость.

Боб. Гм... Так вот что! Каюсь, горько каюсь, места себе не нахожу, но... если б кто-нибудь из вас знал тогда, что тво­рилось в моем сердце. Я, старый дурак, не туда целился, не туда! Ну, что ж! Теперь настало время расплатиться за свои грехи и расквитаться за свою слепоту. Так будьте же вы, небеса, и вы, леди, и ты, малыш, моими свидетелями: иду на край света, но и там расквитаюсь за вас, за себя и за севастопольца! (Упал на стул и, спрятав лицо в ладони, закачал головой в бессильном гневе и отчаянии.)

Дуда. Не убивайтесь, сержант. Куда бы судьба ни за­бросила вас теперь, я уверен, вы не будете одиноки. Ведь это только одному все непонятно, тяжело и страшно. Макаров — там, но в этот тяжелый час он знает, что нас — многомил­лионный легион, а он — его рядовой солдат. Он знает, что мы с ним, мы думаем о нем и мы за него, за нашего товарища и брата, отдали бы... (Оборвав, отвернулся к стене.)

Норма (прижимая руки к груди). Еще час... (Глаза ее сухи, губи сжаты болью, гневом и ненавистью.)

(Норма бросилась к аппарату). Капитан Майлд? Я вас слушаю. Что?! (Смотрит на часы.) Что?! Что... (Повесила трубку. Шатаясь, как пьяная, подошла к стойке и обессилен- но оперлась на нее). Они... на час... ускорили казнь... Макаров умер мужественно...

Дуда (кричит). Убийцы!!

Федь Пискор, Адам Ружинский, Анна Робчук, Андрей Ма­каров — дети великого народа. А он — ничего не забудет и никому не простит...

Норма. Благословенна жизнь, и во сто крат благословен­на страна, что простым сердцам открывает путь в бессмертие. Дуда(опускает монету в музыкальный ящик).

Зазвучала знакомая нам песня. Дуда снимает пилотку.

Жил советский моряк, один из многих, и его гордое сердце,

даже в неволе, тянулось к песням, в которых много любви

и веры в то, что правда и тут, в царстве петерсонов, должна

победить! И она победит, Андрей Макаров!

Свет постепенно гаснет. Песня, поддерживаемая аккордами орга­на, звучит все громче и шире и, как бы подтверждая слова Дуды, заполняет собой все.