Юрий Платонычев - А дальше только океан

Рыбчевский усмехается, представляет, на кого они похожи со стороны: впереди несется как угорелый плотный дядя, за ним, словно привязанные, мельтешат отпрыски. Ни дать, ни взять картинка из мультфильма, где в таком же стиле передвигался папа-медведь со своими медвежатами.

Впереди показалась узкая бухта. Ночной мороз из-за мелководья прихватил ее раньше других извилин залива. Она сверкает зеркальной гладью и пускает зайчики. Рыбчевский жмурится, отворачивается, но упрямо держит направление на одинокую копнообразную фигуру, непонятно как очутившуюся на льду.

До бухты уже близко, можно сбавлять шаг, но это будет сдачей позиций, проявлением слабости. Когда отправлялись на прогулку, Левик и Вовка дали торжественное обещание добежать до бухты без передышки, посему — никаких остановок!

Справа, наперерез Рыбчевским, мчатся еще два лыжника. У переднего белый верх, красный низ, у заднего те же цвета костюма располагаются в обратном порядке. Вениамин Ефимович знает, что это Городковы. Можно уже рассмотреть, что впереди сноровисто семенит женщина. Похоже, пара хочет во что бы то ни стало проскочить перед ними. Но и Рыбчевский не желает уступать, тем более что Левик и Вовка обрели второе дыхание, несутся, как зайцы, начали наступать отцу на пятки.

Слышно, как Городков кричит:

— Лиля, больше не могу!.. Малый ход!

Однако лидер наддает жару, и теперь ясно, что Городкова проскочит перед Рыбчевскими, опередит их. Еще минута, другая, и красный шарф действительно проносится первым, возвещая победу красно-белых.

— Уф-ф-ф! — с облегчением восклицает Городкова и, подождав мужа, останавливается.

— Салют!

— Привет!

— Ну, Лилия Ивановна! — Рыбчевский с напускной строгостью грозит пальцем. — Попались!.. А я-то с ног сбился, не знал, кого выставлять на спартакиаду. Считайте, что в графе «женщины» уже стоит ваша фамилия.

— Лиля, Лиля, — смеется муж, с силой втыкая палки. — Вот и угодила на карандаш начальства!

Из-за пригорка показалась Тоня Рыбчевская. Теперь она катилась по склону, медленно перебирая палками, видимо с удовольствием переводя дыхание.

— Семья Рыбчевских в полном сборе! — отметила Городкова, ревниво наблюдая не столько за экономным шагом Тони, сколько за ее нарядным синим свитером с белыми оленями.

— Не заговаривайте зубы, Лилия Ивановна, — продолжал шутить Рыбчевский, — я еще не услышал утвердительного «да».

— Согласна, — Лилия махнула рукой. — Что с вами поделаешь!

— Итак, — Рыбчевский довольно распрямил лоб, — женщинами команда укомплектована, матросами тоже, а офицерами? — Он пристально посмотрел на Городкова.

— Офицерами? — повторил тот. — Вон посмотрите… — Городков показал на цепочку лыжников, скользящих по берегу, среди которых выделялись в своих модных свитерах Кубидзе и Самойленко. — Добавьте к ним Винокурова, Рогова и Васю Малышева в придачу.

— Разве что в придачу… — согласился Рыбчевский. — Он же признает только блесну. Ну-ка, пошли к нему. Что он там наловил?

Давно замеченная Рыбчевским фигура, использованная им как створ, задвигалась и оказалась Василием Малышевым, в тулупе, в валенках, с удочкой в рукавицах. День был не холодный, но, когда сидишь в глубокой неподвижности, и таких градусов хватает, чтобы окоченеть.

— Здорово, лыжники! — подал голос Малышев, едва выговаривая слова. — Пустым делом занимаетесь, о пище не думаете…

«Лыжники» от души подивились Васиной убежденности, что в такую отменную погоду грешно-де еще о чем-то помышлять, кроме рыбы.

— Ну и как улов? — поинтересовался Городков. — Один унесешь или помочь?

— Не нуждаюсь… — кисло отозвался Малышев.

— А все же? — не отставал Городков, во всем любивший точность. — Давай, показывай!

Малышев, понимая неотвратимость конфуза, деланно засмеялся и раскрыл ящик: в углу одиноко разместилась малюсенькая рыбешка, застывшая на морозе.

— Усе? — изумился недоверчивый Городков.

— Усе! — огорчительно подтвердил Малышев, сбросив с себя бремя тайны. — Не пойму: и погодка, и подкормка, а леска в норме… Как заворожило.

— Не горюй, Вася! — Рыбчевский успокоительно похлопал по тулупу. — Кошка и за это спасибо скажет!

— Ну, раз телега для улова не нужна, — Городков стал подтягивать лыжные крепления, — тогда мы тронулись…

Малышев не стал их отговаривать. Он не был уверен, что кошка ему будет благодарна за улов, и вновь обреченно уселся на ящик, решив до конца испытать капризное рыбацкое счастье.

Рыбчевские покатили домой, а Городковы отважились обогнуть бухту, благо до вечера далеко, да и не так часто выдавались воскресенья, похожие на это.

Шлюпка заботливо укутана чехлом, но даже под брезентовой одежкой угадываются ее стремительные формы. Поданный ввысь форштевень крутолобой дугой сбегает в киль, а тот, как полоз, стелется к корме и опять взлетает кверху массивным транцем. Узкий, режущий нос незаметно переливается в округлые, раздавшиеся вширь, бока, которые плавно сходятся к транцу. И все это, чтобы резать морскую водичку, раздвигать ее, отталкивать подальше. Власенко не сводит глаз со своей шлюпки.

— Хороша? — Он довольно улыбается.

— В одежонке вроде ничего. — Павлов критически смотрит на обтянутое брезентом суденышко. — Как-то она покажет себя в деле…

— Будьте спокойны! И без одежонки на всех смотрах — кругом пятнадцать!

— На смотрах, оно конечно, — заокал Ветров, уже больше по привычке, чем от боли, дергая плечом. — Вот бы и на гонках…

На пирсе холодно, сильный ветер тянет промозглой сыростью. С одной стороны ошвартован плавдок, с другой — водолей, между ними получается труба, в которую дует до невозможности.

— А ну, отойдем к берегу, — Павлов растирает замерзшее ухо.

На берегу заметно теплей, во всяком случае, ветер не старается пролезть за шиворот.

— Итак, Николай Захарович, — Павлов оставил ухо в покое и расправил воротник, — к учениям вы почти готовы. Послезавтра жду доклада, что это «почти» ликвидировано, то бишь новый зарядовый щит смонтирован. Ну, а насчет шлюпки… Валентин Петрович верно говорит: пока она на гонках только портит нервы нашему адмиралу. А вам не портит?

— Нервы нервами, а приходить последними — радости, конечно, мало, — согласился Власенко, зябко постукивая ногой об ногу.

— Ладно, — строго проговорил Павлов. — Сойдут льды, я еще за вас возьмусь. Скажите Рогову, Трикашному и всем гребцам, чтобы запаслись штанами: на моих тренировках прохудят не одну пару.

— Согласны. — Власенко, болезненно морщась, прижимал руку к животу и через силу улыбался. — Был бы результат.

— Будет и результат. — Ветров внимательно взглянул на офицера: — А чего это, уважаемый, за живот держитесь?