Лидия Вакуловская - Свадьбы

— Миша, мамочка, рыбка моя… — взволновался Вася Хомут.

— Тсс-с, дядя Вася, иначе нельзя. Иначе там подумают… кто их знает, что они подумают! Нужно, нужно, дядя Вася, успокоить людей. Все-таки там мать, отец… А поезд уже отойдет. Значит, будет исполнено?.

— Миша, жизнь моя, ягодка зеленая… — Дядя Вася, слово строителя?

— Миша, мамочка…

— Дядя Вася, на будущий год я привожу вам из Англии отличный плотницкий топор. Услуга за услугу. — Говоря это, Михаил надевал пиджак и плащ. Потом крикнул в темноту: — Саша, побыстрее можно?

— Я оделась, — ответила Саша, выходя из комнаты в мужском костюме и в плаще, неуклюже вздувшемся на ней.

— Пошли! — приказал ей Михаил, открывая дверь.

Вася Хомут стал часто взмаргивать и протирать руками глаза, точно пытался понять: не сон ли он видит?

В половине двенадцатого ночи дождь хлестал с той же силой. Сверкали молнии, и в небе грохотало так, точно по железному мосту вскачь проносились телеги.

Вася Хомут накинул на голову клеенку, запер дом Сергея Музы́ки и побежал под дождем к Серобабам.

У Серобаб еще веселились. Играла радиола, в просторных сенях курили мужчины. Женщины вносили из кухни в большую комнату пироги и чашки с чаем.

Вася Хомут вошел в сени, сбросил с себя клеенку, стряхнул с нее на пол воду, сказал курившим:

— Мамочки, детки, гости дорогие, пойдемте со мной! Я вам новость важную несу!

Вася Хомут прошел в большую комнату, отыскал глазами Груню и Гната, отыскал глазами жениха Гришу Кривошея, потом расстегнул пиджак, извлек из-под него свадебное платье Саши и сказал, придавая голосу внушительность:

— Груня, мамочка, рыбка моя, Гнат и Гриша, детки мои драгоценные! Вот вам мокрое Сашино платье, а сама она уехала. Музы́ка ее с другом моряком увез, и вы ее больше не ждите. Они на станцию побежали, а меня попросили платье передать.

И вторично в этот свадебный день, правда, уже не в загсе, а в собственном доме Серобаб, наступила пауза, точно такая, как в финале гоголевского «Ревизора».

Груня недрогнувшей рукой поставила на стол сито с горячими пирогами, вынутыми только что из печи, и шагнула к Васе Хомуту, по-мужски засучивая рукава шелковой кофты. Вася дрогнул, чуть попятился, но, передумав, смело остался на месте, держа на вытянутых руках мокрое и измятое платье Саши. Груня тоже передумала. Круто развернувшись, она прошагала к Сашиной комнате, распахнула дверь. В пустой комнате шумел дождь, влетавший с улицы в растворенное настежь окно, барабанил по столу и по полу. На полу валялись черепки разбитого кувшина и опавшие лепестки роз.

Трагическую тишину нарушил не менее трагический вопль, падение живого тела и звон бьющегося стекла — это мать Гриши Кривошея, Дарья Капитоновна, упала в обморок, свалив при падении что-то стеклянное. Тогда все всполошились и вскричали:

— Разбойники! Грабители!..

— Невесту украли!.. Сашу украли!..

— Да тут их целая шайка! Днем водочный грабят, ночью чужих невест!..

— Гриша, хлопцы, бежим на станцию! Мы отобьем ее!..

— Гриша, стой, она ведь голая! Захвати ей чего надеть!..

— Ох ты господи, сейчас несу!.. Держи, Гришенька, жакетку… Плащ, плащ ей нужно, дождина лупит!..

— В милицию надо!.. Срочно заявить надо!..

— Павел, где твой чемоданчик? Тащи сюда… Давай Сашкино барахло в него… Гриша, побежали!..

— А я говорю, заявить! Милиция обязана среагировать!..

— Да кто ж против? Бежимте в милицию! Пока хлопцы до станции добегут, мы в милиции будем!..

Было всего без двадцати двенадцать, когда у Серобаб резко прервалась свадьба и гости как очумелые стали выбегать из дому, спотыкаясь и чертыхаясь в темноте двора, пронизанного дождем и слабым отсветом уже удалявшихся молний. Затем и вся полутемная улочка огласилась громкими голосами и топотом бегущих ног…

Пассажирский изрядно опаздывал: то ли из-за грозы, то ли по иной неизвестной причине. Гроза покидала городок, и ливень уже отлил свое, но небо еще не закрутило до отказа все свои краны, из них на землю докапывали последние капли, распыляясь в воздухе водяной пыльцой.

Опасаясь посторонних глаз, насквозь промокшие беглецы дожидались поезда в дальнем конце перрона, за штабелем просмоленных шпал, где по их расчету должен был остановиться последний вагон. Саша стучала зубами, Сергей держал в своих руках ее озябшие руки, подносил их ко рту и согревал своим дыханием. Михаил нервничал: то и дело чиркал спички, чтоб взглянуть на часы, то и дело выходил из укрытия посмотреть, как там на перроне.

Слава богу, на ночном перроне ничего подозрительного не замечалось, хотя было уже без двадцати двенадцать и Вася Хомут, по всей вероятности, уже сообщил Серобабам о побеге Саши. Черный мокрый перрон был совершенно пуст, даже дежурный милиционер убрался в вокзал. Беглецов тревожило опоздание поезда.

И вдруг он появился, блеснув из темноты огненным оранжевым глазом. Мокрый тепловоз потащил вдоль перрона мокрые вагоны с ночным, синеньким светом в окнах. Поезд вздрогнул и замер, остановив последний вагон точно против штабеля просмоленных шпал.

Когда они поспешно садились в вагон, вокзальное радио объявило женским голосом, таким же сырым, как сама погода, что в связи с опозданием поезда остановка сокращается до трех минут.

Как только вошли в купе, Михаил распорядился:

— Сергей, открывай чемоданы. Давай глянем, чем мы располагаем. Саше надо переодеться, иначе не довезем ее живой.

— Не нужно… Я не очень промокла, — слабо запротестовала Саша.

Однако Михаил сам извлек из чемоданов два спортивных костюма (Сергей совершенно потерялся от счастья и весьма туго соображал), велел Саше надеть на себя сразу оба костюма и вывел Сергея из купе, оставив Сашу переодеваться.

В коридоре они постояли секунду, потом закурили: Сергей — «BT», Михаил — «беломорину» (они всегда, еще с мореходки, курили разное). И тогда поезд тронулся. Вагон пополз мимо темных ларьков, мимо темной багажной к освещенному вокзалу. Поравнялся с ним, позволяя Сергею и Михаилу хорошо увидеть и сам вокзал, и нескольких провожающих, покидавших перрон, и дежурного в красной фуражке, с жезлом, который вместе с дежурным милиционером направлялся в здание вокзала.

Неожиданно вагон сильно дернулся и со свистом зашипели тормоза, — кто-то сорвал стоп-кран. И сразу дежурный по вокзалу, милиционер, а за ними и не успевшие уйти провожающие побежали к голове поезда.

— Не хватало, чтоб кто-нибудь под колеса попал, — сказал Михаил, припадая к окну.

— Скорей всего, опоздал какой-нибудь раззява, — предположил Сергей.

Перроном пробежал в вокзал мужчина. Затем из вокзала выбежало трое дружинников с повязками на рукавах, а с ними и милиционер в кителе.

В голове поезда явно что-то стряслось, но что — Михаил с Сергеем не могли видеть из окна. Тут поезд снова тронулся, вагон стал приближаться к месту происшествия и они увидели, как двое милиционеров тащат под руки какого-то парня. Парень упирался, мотал головой и что-то выкрикивал, но милиционерам помогали дружинники и набежавшая толпа, так что все попытки парня вырваться были тщетны.