Руслан Тотров - Любимые дети

Совершая по утрам традиционный обход, З. В., проходя мимо, косился на чистый лист, приколотый к доске моего кульмана, но не останавливался, молчал, и только через неделю, когда лист уже начал желтеть от времени, не выдержал и заговорил наконец.

«Хотелось бы знать, — сказал он, — чем вы занимаетесь все это время?»

«Изучаю, — ответил я, — свойства реагентов A и B».

«Все, что вам нужно, изложено в техзадании».

«Этого мне недостаточно, я не умею довольствоваться малым».

«Вы прекрасно знаете, что от вас требуется».

«Знаю, — кивнул я, — сконструировать сосуд, похожий на пивной котел».

З. В. приумолк, опасаясь подвоха, но согласился, подумав:

«Да, на старинный осетинский котел, — и добавил: — Если вам так хочется».

«Только с патрубками», — гнул я свое.

«С патрубками, — послушно повторил он за мной и, поняв это, чуть ли не крикнул, вскипев: «Даю вам еще неделю, заканчивайте, если не хотите неприятностей!»

«Не хочу», — повторил я за ним.

Однако лист на моем кульмане по-прежнему оставался чистым, только пожелтел еще больше и начал кукожиться, но я уже не прятался в библиотеке, а сидел на своем рабочем месте, забыв об окружающем, или слонялся по коридорам, или поднимался на чердак и там подолгу стоял в тишине и полумраке, разглядывая пыльную прошлогоднюю паутину и прошлогодние ласточкины гнезда. Это было не безделье, а тот, сокровенный вид работы, которая характеризуется не внешними проявлениями, а творится внутри самого себя. Чуждые мне прежде реагенты A и B ожили в моем воображении, две добропорядочные жидкости, которые, оказывается, под давлением P и в присутствии катализатора K сшибаются насмерть, взрываются, попросту говоря, и образуют при этом то же самое производное AB, но в большем количестве и лучшего качества. Никто и никогда не использовал этого их свойства в промышленных целях — тут сказывалась, возможно, подсознательная боязнь всякого рода взрывов, включая термоядерные, и внутренний протест при мысли о расширении их ассортимента, — но мне уже виделось амортизационное устройство, принимающее на себя удар, клапан, переводящий безумие взрыва в спокойное русло технологического процесса. Неясная поначалу идея стала понемногу обрастать деталями, конкретизироваться, обретать форму, а время летело, словно взрывной волной подхваченное, и, казалось, будильник мой не часы и минуты отстукивает, а утро-день-вечер-ночь, и снова утро. Я поднимался и шел на работу, усаживался, смотрел невидящими глазами на пожелтевший лист ватмана, а З. В., наверное, смотрел на меня, недоумевая, ждал и, не дождавшись ничего, решил напомнить о себе. Он подошел, когда я стоял у окна, уставившись в пространство, подкрался, или я просто не слышал его шагов, и сзади, из-за моего плеча проговорил негромко:

«Между прочим, зарплата вам начисляется не за это».

Вздрогнув, я повернулся к нему, но ответил вполне дружелюбно:

«Считайте, что я живу в долг».

«А чем вы собираетесь расплачиваться?»

«Готовлю для вас сюрприз».

«Боюсь, что этого мало, — сказал он. — Придется, наверное, готовить проект приказа».

«За нерадивое отношение?» — поинтересовался я.

«Хорошая формулировка», — одобрил он.

«Пожалуй, — согласился я, будто мы с ним вдвоем решали судьбу кого-то третьего. — А не покажется ли странным — только что благодарность и тут же выговор?»

«Строгий, — уточнил он. — Сожалею, но другого выхода не вижу».

На следующий день я сам подошел к нему и, услышав: «Присаживайтесь», сел у края стола и молча протянул эскиз. Едва глянув издали, З. В. насмешливо хмыкнул:

«В остроумии вам не окажешь».

«Это не шутка!»

«А что же?»

Я начал объяснять, волнуясь, — реагенты A и B, давление P, катализатор K, — а З. В. подвинул к себе эскиз, надел очки и, слушая, стал разбираться в начерченном.

«Но какое отношение это, — он отодвинул эскиз, — имеет к вашему заданию?»

«Прямое», — ответил я.

«Послушайте, — сказал он, — мы конструируем это оборудование для головного НИИ отрасли. Они разработали у себя технологию и применительно к ней заказали нам полупромышленную линию, чтобы продолжать на ней исследования и одновременно производить АВ. Это вам понятно?»

«Абсолютно».

«Так чего же вы хотите? Чтобы они зачеркнули свои разработки и в угоду вам начали все сначала?»

«Но способ, который я предлагаю…»

«Нигде в мире не используется, — перебил он меня. — Вы же сами сказали. Ни в Америке, ни в Японии… А там ведь тоже не дураки сидят. Значит, не такое это простое дело, как вам кажется».

«А может, дело во мне? — усмехнулся я. — В том, что я живу не там, а здесь?»

«Да будьте же вы скромнее! — вспылил он. — В конце-то концов!»

«То есть знай свое собачье место, — подумал я, — и тявкай только в унисон его басовитому лаю».

«Выбросьте этот листок, — он толкнул ко мне эскиз, — и занимайтесь тем, что вам поручено. Все, — хлопнул ладонью по столу, — разговор окончен».

«Выброшу, конечно, только не сразу, — сказал я, вставая. — Сначала покажу ведущему конструктору, фамилия-имя-отчество».

«Что?» — не понял З. В.

«Простите, оговорился. Я хотел сказать — покажу Эрнсту Урузмаговичу».

«На здоровье», — буркнул он мне вслед.

Эрнст долго разглядывал эскиз, потом меня, как бы сопоставляя, и я извелся в ожидании, но не торопил его, зная, что он не скажет ни слова, пока не осмыслит увиденное и не в ы р а б о т а е т

СОБСТВЕННОЕ МНЕНИЕ.

«Слушай, — проговорил он наконец, — тебе не кажется, что эта штука дееспособна?»

«Кажется, — ожесточенно кивнул я, — и даже более того».

«А что начальник?»

«Послал меня вместе с эскизом»…

«Ко мне?»

«Нет, подальше»…

«Ах, да, — усмехнулся Эрнст, — у вас же о т н о ш е н и я. Впрочем, — посерьезнел он, — отношения — это ваше личное дело, можете оставить их при себе. То, что ты начертил, касается уже не только вас».

«Да, — улыбнулся я, — имеет народнохозяйственное значение».

«Ничего смешного тут нет, — оборвал он меня, — действительно имеет. И раз уж ты это понимаешь, значит, должен был доказать».

«Не буду я лбом об стену биться, противно мне это! Если человек поет, нельзя же требовать от него, чтобы он еще и подковы гнул!»

«Все ясно, — насмешливо вздохнул Эрнст, — белую работу делает белый, черную работу делает черный».

Он помолчал, вырабатывая решение.

«Ладно, — сказал, — пойдем. Я выступлю в роли стенобитного орудия, а ты хоть свидетелем побудь».

Он встал, а я бы с удовольствием остался на месте, но поднялся послушно, и мы двинулись цугом — Эрнст впереди, я за ним — к столу начальника.

«Что у вас?» — спросил З. В., не поднимая головы.

Мы уселись, Эрнст положил перед собой эскиз.

«Свое мнение по этому поводу я уже высказал», — З. В. нанес упреждающий удар.