Владлен Анчишкин - Арктический роман

Однажды он забрался на второй добычной в бригаду Остина. Прошел «гусиным шагом» по лаве, остановился возле Афанасьева. Лава была с геологическими нарушениями. Афанасьев работал на пережиме; расстояние от почвы до кровли было не более четырех четвертей. Афанасьев выбивался из сил: лопата в его руках была непослушна. Романов тут же взялся показать Афанасьеву, как лучше управляться с навалкой на пережиме. Черный, замурзанный так, что на лице блестели в бегающих лучах аккумуляторных фонариков лишь белки глаз и зубы, парень охотно отдал лопату Романову, уселся возле стойки, наблюдая за ним: был рад передохнуть.

Романов принялся грузить. Получалось неплохо, но движения были натужны, угловаты: в кабинетах он успел растерять пластичность и легкость, которые наживаются ежедневным трудом. Афанасьев лишь осваивал трудовые приемы навальщика — не замечал недостатков в работе Романова. Сам же Романов чувствовал, чего недостает ему. Шахтеры, работавшие впереди, сзади, поглядывали, улыбались. Они были довольны заместителем начальника рудника: не каждый кадровик станет рядом с ними, тем более на пережиме, возьмется грузить, не отставая в работе, — снисходительно прощали ему недостатки. Но Романов не мог простить себе. Пот стекал по лицу, смывал оседавшую на щеки, на пос пыль. Романов тужился, вспоминая в работе движения, которыми в совершенстве владел в прошлом. Он увлекся, позабыв, с чего начал, для чего; воевал с забывчивостью мышц, усталостью, овладевшей им. Воевал с собой. Перестал оглядываться, никого, ничего не замечал. Ярился.

— Вам, стало быть, нужны специальные помощники не только по породе, но и по креплению? — послышался знакомый голос рядом. — Смотреть надобно!

Позади Романова, окутанный пылью, стоял на коленях Батурин, обушком топора вгонял стойку под кровлю. Возле Батурина, виновато согнувшись, стояли на коленях Полисский и Остин. Глаза Полисского бегали, Остин сердито смотрел на Романова. Романов оглянулся. Позади него отпластовывался от кровли — уже навис, готовый рухнуть, толстенный корж… Афанасьев тревожно смотрел на корж. Батурин поставил еще одну стойку позади Романова, взял из его рук лопату, так, будто рядом с ним был не заместитель по кадрам — инженер, а рабочий внутришахтного транспорта, вздумавший поиграть…

— Смотри, — сказал он Афанасьеву и принялся грузить, поминутно останавливаясь, чтобы взять кусок породы, показавшийся в угле, отбросить за транспортер — в отработанное пространство лавы.

Романов лишь теперь заметил, что за транспортером, против каждого навальщика, вразброс и кучами валялись куски породы, выбранной из угля; породная прослойка, расслаивающая угольный пласт, была сантиметров в пятнадцать — породы было немало.

Начальник рудника взыскивал с мастера Полисского и бригадира Остина за не поставленные вовремя стойки, давал урок навальщику Афанасьеву, а Романов, сидя на пятках возле начальника рудника, стирая с лица пот брезентовой рукавицей, краснел и за Полисского, и за Остина, и за Афанасьева: по существу они были лишь подставными лицами — урок Батурин давал Романову…

В этот же день Батурин пригласил Романова к себе. В кабинете сидели главный инженер рудника, начальник отдела капитальных работ, мастера, бригадиры, рабочие, — начальник рудника проводил какое-то совещание; спорили, было шумно. Потом главный вышел в маркшейдерскую за чертежами — наступила тишина. Батурин заговорил с Романовым. Разговаривал так, будто не видел Романова в лаве. Батурин попросил доложить: какое количество рабочих по профессиям уже отбыло свой срок на острове, у кого срок заканчивается в ноябре, какие последние заявки отправлены в трест на замену рабочих. Романов не помнил, спросил разрешения сходить в отдел кадров за бумагами. Батурин, не сказав ни «да», ни «нет», посоветовался.

— На подземную разведку в этом году нам не дают денег, Александр Васильевич, — сказал он, плоскими глазами глядя на Романова. — Кого ты порекомендуешь в заместители начальнику окра… чтоб ему можно было поручить подземную разведку?.. Такого, чтоб за гривенник умел сделать на рубль?

Романов рекомендовал своего земляка по Донбассу — горного техника Мазницу: он старый шахтер, год проработал горным мастером в Грумантоком окре, знает шахту неплохо. Батурин велел написать приказ о назначении исполняющим обязанности заместителя начальника окра инженера Гаевого, Романов топтался у стола. Было похоже на то, что Батурин продолжает немой разговор, начатый в лаве, теперь укоряет Романова в том, что он плохо знает кадры, хотя и времени со дня его приезда прошло немало. Разговор шел не один на один, — в кабинете было полно шахтеров. Романов боднулся.

— Ваше дело, Константин Петрович, — сказал он, — но вы поступаете неправильно. Гаевой только что приехал…

— Ты вот чего, Александр Васильевич… — сказал Батурин, оборвав Романова. И Романов почувствовал: Батурин полез через транспортер, который разделял их со времени первой встречи в шахте… Лишь теперь перелезал к Романову и на поверхности. — Я не могу запретить тебе ходить в шахту, — продолжал он. — Ты и должен ходить: изучать кадры на рабочих местах. И ходи, стало быть. Но не в свое дело не суйся — не путайся под ногами, — перелез он в конце концов. — Приехал на кадры и занимайся кадрами, а инженеров и без тебя на руднике довольно. Свое надобно знать так, чтобы не бегать за бумажками. И чтоб перед людьми не было стыдно. Поучился бы у своей жены маленько. Усвоил?! И вот еще чего: прошу не подменять меня там, где не надобна мне твоя помощь…

Батурин мог бы объяснить повежливее, но он был прав, и требовать от него вежливости теперь было опасно: кабинет битком был набит. Батурин мог оскорбить, не оглядываясь на тех, кто сидел в кабинете; он и ждал возражений Романова, чтоб оскорбить, — возвращал Романову то, что получил от него в шахте. Романов стиснул челюсти.

— И еще… дабы не позабыть, — сказал Батурин, глядя в упор на Романова. — Чалого верни на прежнее место — в шахту. Он шахтер. Довольно с него… Гаврикова… этого… переведи в проходчики. Запиши, чтоб не забыть и не возвращаться…

И Романов понял, почему пожалел о потерянном месте главного инженера Баренцбургского рудника, лишь ступил на кольсбеевский пирс и увидел Батурина. Внутри надтреснуло что-то; поспешил выйти из прокуренного кабинета.

Шахтерский поселок — не Москва. Чихнул кто-то возле больницы, у клуба говорят через минуту: «Взорвался».

Вечером, разливая чай на Птичке, Рая заметила:

— Не связывайся с ним, Санька…

— С кем?

Она была в целлофановом переднике, в резиновых перчатках, в руках держала электрический чайник.

— Поверь моему женскому сердцу, Романов: ему пора на пенсию, но он сильнее тебя. Он опытнее…