Владлен Анчишкин - Арктический роман

Одинокий, усталый, голодный пес; чужой для зверей, чужой и для собачьего племени, тоже брошенного. Голод заставляет пса искать пищу; пес не может найти еды: черные корабли сожгли все, что осталось после людей. Инстинкт далеких предков заставляет пса добывать пищу. Инстинкт ведет к дикой птице, дикому зверю — к сырой непривычной для желудка еде. Но пища улетает в небо на крыльях, убегает в долины на быстрых ногах, прячется в горах. Голод сушит желудок пса, в желудке появляются режущие боли, усталость валит с ног. Инстинкт подсказывает псу: голод и усталость могут отнять жизнь. А на острове летает и бегает много живого мяса, в жилах которого пульсирует горячая кровь, — оно может сохранить жизнь. Но это дикое мясо, получившее право на жизнь от той же, что и пес, одной матери-природы, уже приспособилось к суровым условиям Крайнего Севера — тысячелетиями училось не только добывать еду, но и защищать свою жизнь с ожесточением сильного и выносливого. Инстинкт заставляет пса сделаться хитрым, жестоким; пес в боях отстаивает право на жизнь. Инстинкт учит не только убивать, но и защищаться от более сильных. Пес делается осторожным, выносливым, — становится зверем.

Но он вырос среди людей, знает их доброту, ласку, — неутомимо продолжает искать человека; бежит от поселка к поселку, от домика к домику, разбросанных на берегах большого фиорда, через горы, долины, холодные, коварные ледники, подстерегающие на неудачном прыжке бездонными трещинами, — пес ищет человека-друга.

Закончилось сытое лето, наступила мокрая, полуголодная осень, от Северного полюса пришла голодная полярная ночь. Пес отстаивает право на жизнь; в неравных схватках добывает пищу, защищает себя, — и все куда-то бежит и бежит…

Бушует, ревет черная прорва океана; высокие, с белыми гребешками, выбегают из темной пасти фиорда холодные волны; на горы, на долины ложится снег. Пес бежит…

Серебристо-белый, зеленоватый или красный, как пожар от чужих корабей, льет свет огромной луны. Над мертвенно-белыми горами, черным фиордом бегут, бегут, переливаются огни северного сияния, молочно-белые, косматые или обожженные всеми цветами радуги. И скалы, и ущелья, и долины утопают в прозрачно-белесом тумане, подстерегающем на каждом шагу. А пес все бежит и бежит; на снегу остаются следы, встречаются чужие следы, — следов человека не видно, не горят нигде огоньки — признаки жилья человека.

Ничейная, жестокая земля — пустыня.

Слабые падают в трудном пути, сильные выживают. Арктика не терпит слабых. Пес свирепо дерется за жизнь на пути к человеку. Пес бежит… Человек должен вернуться, человек не может не прийти туда, где он жил, где оставил верного друга, где его ждут, — человек умеет побеждать жестокую Арктику, человек сильный и добрый.

Проходит полярная ночь, проходит вторая… наступает шестая черная ночь. В неспокойном фиорде появляются знакомые огоньки — красные, зеленые, белые, — над черным фиордом, над черными горами летит знакомый басистый гудок. Это было давно, очень давно, — было еще до чужих кораблей: после таких огоньков, после такого гудка, останавливался пароход, гремела якорная цепь — люди выходили на берег. Гудки раздаются все громче, огни проходят мимо мыса Хееруде — черная пропасть фиорда втягивает пароход. Гудят гудки, вдали от берега плывут огоньки. Пароход идет по прямой, пес огибает бухты, пересекает ручьи, каньоны, чутко сучит ушами на ледниках… Дворцовые скалы, берега Сассенфиорда многократно повторяют гудки, эхо летит над ледником Норденшельда, над бухтой Петуньей, плещется на груди Пирамиды… Пес спешит к тому берегу, где человек выйдет… Грохочет якорная цепь, по берегу шарит ослепительно огненный луч, к берегу подходит шлюпка. Пес успел к человеку. Он не может отдышаться от бешеной скачки, прислонился к полированной ветром и дождями глыбе, — сил больше нет. Пес жадно ловит звук знакомого голоса, ловит запах знакомого человека. Пес мокрый, жалкий, он ждет человеческой ласки…

— Цезарь! — крикнул Зайцев сдавленным голосом и шагнул.

Рядом с Зайцевым, у плеча, раздался оглушительный выстрел дуплетом.

— Что ты делаешь?! — закричал Зайцев и выхватил у парня ружье.

Возле высокой глыбы пса не было… Зайцев побежал, бросив ружье. Луч прожектора следовал за ним…

С парохода видели, как желто-бурый мокрый пес быстро уходил по берегу в сторону бухты Петунья, прихрамывая на переднюю ногу. Одинокий пес скользнул, словно привидение, между глыбами и скрылся за мысом, Зайцев кричал, звал Цезаря — пес не вернулся.

…Когда солнце показалось над ледником Норденшельда, полярники Пирамиды встретили желто-бурого пса в окрестностях рудника; видели издали. Пес боялся человека. А потом началось методическое, многолетнее истребление диких собак.

Прошли годы со дня встречи Цезаря с первым выстрелом у горы Пирамида. В такой же, как теперь, весенний день, когда на остров прилетали гуси, Юрий Иванович Корнилов подымался по глубокому каньону к Гусиному озеру, ружье держал на ремне. За изгибом каньона послышалось рычанье. Юрий Иванович перезарядил ружье жаканами: перешел на другую сторону каньона, поднялся по ответвлению наверх. С высоты обрыва он увидел, как из-за изгиба выглянула и тотчас спряталась голова черно-бурой собаки. В это же время послышалось утробное, злое рычание на противоположной стороне каньончика. За бугорком стоял пес: из-за бугорка выглядывала лишь голова. Юрий Иванович узнал Цезаря.

Ирина подзывала Цезаря не голосом, а свистом; свистала, складывая губы трубочкой, негромко. Цезарь узнавал ее позывные на противоположном конце поселка. Он не путал сигналы Ирины с другими. Охотясь с Цезарем, Юрий Иванович приучил его к своему свисту: губы тоже трубочкой, но нужно быстро шевелить языком из стороны в сторону, — получается что-то похожее на трели пастушеской дудки. Цезарь угадывал и его позывные, шел на них.

— Цезарь, — позвал Юрий Иванович голосом. — Иди ко мне.

Пес перестал рычать, насторожился. Юрий Иванович посвистал трелями… Цезарь не двигался; потом бесшумно исчез и появился уже вдалеке от каньона, на вершине холма… Юрий Иванович понял: Цезарь отвлекает от черно-бурой собаки, — а каньоне, видимо, было логово. Юрий Иванович закинул ружье за спину, пошел к Цезарю, беспрерывно свистал. Пес подпустил близко, не рычал, не скалился, но чутко прислушивался, принюхивался, — не доверял человеку.

Юрий Иванович положил на мох тормозок, стал в стороне. Цезарь не взял тормозок. Юрий Иванович возвратился на Грумант.

Юрий Иванович приносил еду Цезарю. Цезарь не брал еду — не доверял. Юрий Иванович вспомнил, что Ирина иногда кормила Цезаря солеными огурцами: давала огурцы из жестяного, хозяйственного ведра. Он принес к каньону полведра соленых огурцов, ведро окропил духами, которыми часто пользовалась Ирина…