Константин Волков - С тобой моя тревога

Ему помогли уложить начальника цеха на составленные скамейки, кто-то подложил под голову больного скомканный халат.

— Коммутатор! Коммутатор?! Срочно поликлинику! Поликлиника? «Скорую помощь»! Скорее, Каюмову плохо. В цехе он!

В комнату уже набились те, кто видел, что кого-то несли на плече. Кто-то рассудительно посоветовал дать понюхать нашатырного спирта и ослабить бинт.

— Стоял, стоял — вроде ничего было. Со мной говорил. А потом вдруг начал валиться… Ну и с копытков, значит, — рассказывал Одинцов. — Перед этим директор права с него качал, велел домой уходить и сам первый смылся. Сердитый!

— Ты на директора не пыли, — миролюбиво произнес голубоглазый парнишка. Одинцов узнал в нем того, кто приезжал за ним в тюрьму. Петю Зайчика.

Можно бы и уйти Одинцову. Он вспомнил, зачем пришел в цех, но покидать тесную комнатку не торопился. Он слышал любопытный шепот тех, кто пришел позднее, и сдержанные ответы очевидцев:

— Вот этот, чубатый… На руках принес Каюмова. Еле отдышался.

На него обращали внимание. Одинцову было приятно. «Почему не покрасоваться? Не с чужим бумажником застукали, на добром деле». Он улыбался, под разбитой верхней губой добродушно блестел золотой зуб…

Под окном остановилась желтая машина с красными крестами. В комнату вбежали молоденькая медицинская сестра с зеленым чемоданчиком на длинном ремне, перекинутом через плечо, и врач — тоже молоденький, с маленькими черными усиками, похожими на пуговицу.

— Выйдите! Все! — предложил строго врач.

Одинцов вышел последним, сознавая свою особую, по сравнению с остальными, причастность к происходящим событиям. Было немножко обидно, что первоначальный интерес окружающих к его персоне иссяк и вокруг кареты «Скорой помощи» говорили только о Каюмове. Не бережет, мол, себя человек, ходит на работу с температурой…

Стремительно прошел через толпу директор завода. Вскоре в дверях показалась медсестра, за ней бочком вышли врач, державший Каюмова под левую руку, и директор, поддерживавший больного под локоть правой.

— Не домой, а в больницу! — говорил Дорофеев. — И не выпускать! Под вашу ответственность, Ашот Аракелыч!

В обеденный перерыв Одинцов встретился в столовой с Дурновым. Сели за один столик. На Дурнове был длинный, не по росту, серый прорезиненный плащ, рукава плаща завернуты. Брезентовый портфельчик он положил на свободный стул и, когда к столику подходили, отвечал:

— Занято! А ты, значит, в героях сегодня, Цыганок! Молодец, так и надо! Себя хорошо зарекомендовать — дело нужное, — покровительственно говорил он. — Хорошая ширма! Доверия больше!

— Чего ж делать-то было? Скрутила его болезнь и прямо под ноги ко мне швырнула.

— А, он… — Дурнов выругался. — Черт с ним! Главное — ты на месте оказался! — Он поднял указательный палец: — Так сказать, протянул руку помощи! У начальства на примете будешь… Во!

Когда они вышли из столовой, Одинцов поинтересовался:

— Ну, как работается-то, Мокруха?

Дурнов подмигнул:

— Вагончики переписываю в журнальчик, накладные заполняю… Беготни все же много! Три раза на товарной станции бывал да раз — на контейнерной. На вокзале недолго потолкался. Как раз скорый стоял… Наскреб на стопача, выпил, и так меня потянуло уехать! Ну, просто сил нет. Да вот вернулся… Гроши есть у тебя? Съездить бы в город после гудка, проветриться, а?

— Денег нет. Разве что на пол-литра. Поедем, что ли?

Дурнов поднес к носу пальцы, сложенные щепотью, понюхал их, брезгливо сморщил нос и губы.

— Пол-литра, это как кот чихнул. Тебе одному на зуб! Ну да поедем! На остановке встретимся… Там что-нибудь придумаем… Ты, вижу, фартовый! А то здесь дисквалифицируешься… Как это? — он поиграл указательным и средним пальцами. — И лопатничек [1] Лопатник — бумажник, портмоне. — тю-тю!.. Хе-хе!

— На отначку встанешь? — спросил Одинцов. — Сможешь перенять?

— Пренепременно, Цыганок! Не сдрейфлю!..

Они вышли из автобуса на перекрестке главных улиц, напротив гостиницы. Направо тянулись кварталы магазинов: с угла — готового платья, потом «Детский мир», «Ювелирный», маленький хлебный магазинчик с высоким крыльцом, напротив — гастрономический и дальше — все магазины, магазины. В конце улицы — ресторан «Космос», со звездами, нарисованными на стеклах широких окон и на стенах зала. Оттуда доносилась музыка.

Они потолкались в очередях около обуви и готового платья. Одинцов оценивающим взглядом скользил по дамским сумочкам, авоськам и кошелкам, по карманам мужчин. За ним, чуть поодаль, двигался Дурнов. Он должен был принять у Одинцова украденное и отойти, не вызвав подозрения у окружающих. Одинцов мог остаться рядом с жертвой, не боясь быть уличенным в краже, — даже обыск ничего бы не доказал ни потерпевшему, ни милиции.

Его внимание привлекла молодая женщина в модном красном шелковом плащике и такой же косыночке, кокетливо затянутой под подбородком. Он незаметно и неотступно стал следовать за нею.

На локте у женщины висела на ремешке хозяйственная голубая сумка с белым самолетом и надписью «Аэрофлот». Проходя мимо большого зеркала, она остановилась, поправила русый завиток на лбу, одернула плащик под поясом. На вид ей было года двадцать два. Цыган прошел у нее за спиной и бросил взгляд на зеркало, увидел симпатичное, с маленьким подбородком лицо. У зеркала женщина вынула из кармана кошелечек-«подковку» и пересчитала деньги. Одинцов успел разглядеть красные десятирублевки. И еще пятерки. Она вложила деньги обратно в кошелечек, а кошелечек — в сумку. Критически оглядев свои стройные ножки, обутые в уже поношенные туфли, молодая женщина перевела взгляд на полки, где стояли белые и коричневые сапожки, подбитые мехом, на тонких каблучках, только входившие в моду туфли на «гвоздиках». Она еще секунду-другую колебалась. Только когда из толпы вышла женщина, ну точь-в-точь в таком же, как у нее, плащике, с белыми сапожками в руках, она решительно встала в очередь.

Одинцов встал следом за ней. Единственную трешницу зажал в кулаке так, чтобы все видели ее уголок. Впереди, около двух кресел, поставленных одно против другого для примерки, не прекращался водоворот покупателей.

Одинцов ждал, когда очередь тесно сомкнётся вокруг него и жертвы. Он достал из правого кармана пиджака лезвие безопасной бритвы, встретился взглядом с Дурновым. Тот неторопливо приблизился к женщине в красном плащике, навалился ей на плечо, даже стал на цыпочки, пытаясь будто бы разглядеть обувь на нижней полке. Женщина пошевелила плечом, потом бросила негодующий взгляд на немолодого мужчину, пытавшегося протиснуться без очереди, и решительно отстранила его локтем. А он все пытался заглянуть через плечо, только пропустил ее немного вперед. Теперь Одинцов мог спокойно разрезать сумку. Со стороны ничего не было заметно подозрительного. Дурнов немного повернул голову, заметил в пальцах приятеля кошелек и встал боком так, чтобы тому было удобно опустить краденое в его, Мокрухи, карман.