Алексей Бондин - Рассказы

— Как это так?! — кричит Азич.

— Да так, Филимон Азич. С тобой вместе ведь ночевали. На полатцах в инструменталке. Уж больно мягко там на войлочке-то, ну и приморило.

Азич сразу смяк.

— Экой ты, Александрушка... как он все увидит... Ха, ха, ха...— и по плечу его похлопал.— Ну, идите, ребятушки, отдыхайте. Я отмечу вам все полностью... Вы ведь заслуженные у нас работники. Вот машинку какую замысловатую придумали. Инженеру думать, не скоро придумает. На что наш начальник — инженер, а не у шубы рукав.

«У, суслик,— подумал Шурка,— дойму я тебя, дай срок».

И вот подыграл этот Шурка над Азичем. Так же однажды в ночную смену Азич исчез. Шурка сразу заметил, что бригадир убрался куда-то в опочивальню. Все углы осмотрел,— как в воду канул. И вот случайно зашел в будку на горячий паровоз. Слышит — на крыше будки кто-то завозился. Шурка тихонько отворил дверцы с левой стороны на площадку и заглянул на крышу. Видит, там Азич спит. Так это удобно устроился возле самого свистка.

— Эге-э!.. Вот ты где, родимый. Сейча-ас.

Вот он зашел тихонько опять в будку, взялся за свистковую ручку и дернул. Гудок сначала зашипел, потом как заорет, да дико. Азич на крыше завозился и тоже заорал, да так заорал, будто с него шкуру начали сдирать. Шурка даже перепугался, выскочил из будки и спрятался в канаву под тендер.

Утром Азич отмечает рабочих и молчит. Ни слова ни с кем не говорит. Только потом не утерпел, сказал:

— Пакостный у нас народ... негодь народ!

Ну, чем же все это кончилось? Шурка больше не стал Азича тревожить.

Дело,— думает,— не в Азиче. Собрал своих товарищей и говорит:

— Пойдемте, ребята, к Молчанову.

А Молчанов — это начальник депо. Настоящая его фамилия была Бахтияров, но рабочие его звали Митей и Молчановым. А прозвали вот почему. Придут, бывало, к нему в кабинет с просьбой с какой-нибудь. Скажут, так и так, мол, Митрий Митрич. А он сидит, глазами хлопает и молчит. Посмотрит на них, уткнется в свои бумаги и молчит. Будто возле него никого нету. Ну, те постоят, постоят возле него, потопчутся без толку и уйдут ни с чем. Иной раз с досады просто сплюнут да выругаются, что-де круглый ты дурак.

А он не дурак был, хитрый. Молчит, бывало, в землю глядит, а зелье творит.

Так и с ребятами. Пришли они к нему и говорят:

— Так как машинку эту мы придумали, мы ее своими руками и сделали, так разрешите нам ее предъявить куда следует, чтобы патент на нее получить.

А он молчит. Посмотрел на них. Похоже, что усмехнулся, а потом уткнулся в свои бумаги, молчит, точно не слышал, что ребята ему сказали. Стоят ребята, с ноги на ногу переступают, ждут.

— Митрий Митрич, мы ведь с вами разговариваем? Он приподнял немного брови, шевельнул ими, голову набок немного склонил. Поежился и опять молчит. Обидно стало ребятам. Даже за работу не заплатили Азич еще обиды добавил, когда они от начальника пришли:

— Что же вам, ребятки, надо? По целому двугривенному вам платы на день прибавили, еще недовольны.

И рабочие над ними засмеялись:

— Что, изобрели?! Вы придумали, а Митя Молчанов ее присвоил. Он ведь инженер. Ему и патент на нее выдадут, а вам шиш с маслом.

Конечно, не все так рассуждали. Другие ясно видели всю подлость. Но чем они могли помочь? Законы были суровые, не для нашего брата.

Ванюшка рукой махнул. И жаль было трудов своих, а все-таки выдавал себя веселым, будто чихнул на все. Мишутка, так тот совсем помрачнел, еще стал молчаливей. А Шурка не унимался. Этот человек был с пылом. Один раз даже погрозил Молчанову, мастеру и Азичу ноги переломать. Советовали им в суд подавать. И пообещали все в свидетели идти. Но что суд?.. Все было куплено в ту пору.

Вот однажды Шурка так рассвирепел, что бросил работу и пошел в контору, прямо в техническое бюро. А там сидел маленький, плешивый чертежник. Сидит, склонился над чертежной доской, циркулем что-то выводит, и машинка возле него лежит. Взял Шурка эту машинку без всяких разговоров и понес. Чертежник заорал на него. Сам маленький, а рот большущий, как у обезьяны.

— Ты,— говорит,— такой-сякой, какое имеешь право без спросу вещи здесь брать чужие?

— Как это чужие?.. Наша машинка. Мы ее придумали, мы ее и сделали своими руками.

— Не ври,— говорит чертежник, подскочил к Шурке, давай отнимать. Шурка захохотал.

— Эх, ты,— говорит,— Кукша! — Прозвище было такое у чертежника.— Я,— говорит,— вот шлепну тебя по плешивому-то кумполу, и конец тебе будет.

А чертежник хоть маленький, а цепкий. Схватился за машинку, не отпускается. А Шурка, я уже говорил вам, неаккуратный, как-то неловко повернулся и уронил стол с чертежной доской. Чертежник еще больше рассвирепел. Тогда Шурка взял его за шиворот, отпихнул и вышел. Чертежник закричал сторожа. Сторожа о ту пору не оказалось. Шурка и утащил машинку в депо. Положил ее и не знает, что делать. Побежал к товарищам своим.

— Разобью я,— говорит,— вдребезги ее сейчас. Не доставайся они ни нам, ни кому.

Шум поднялся. Рабочие работу побросали. Полиция с жандармами явилась. Машинку эту забрали и ребят вместе с ней.

Этим и кончилось. Изобретателей с работы уволили всех троих. А уволили будто за то, что из-за них один день рабочие не работали. Поезда задержали. Словом, нашли причину.

Вы спрашиваете, что с машинкой сталось?.. Она куда-то исчезла. Бахтияров перевелся начальником мастерских, уехал, и машинка исчезла.

Да, насчет ребят я вам не сказал. Они живы и здоровы. Ванюшка теперь не Ванька-Пузырь, а Иван Фомич Цветков. Директором где-то служит, на каком-то большом заводе. Михаил Долганов тоже инженер и тоже где-то важный пост занимает. А Шурка? Я видел его не так давно. Изменился. Неузнаваем. И не подумаешь, что Лаптем звали. Одет — что надо. Готовится стать доктором механики. Ну, а походка так и осталась медвежьей. И ногой левой попрежнему загребает.

Два бревна, положенные друг на друга, в середине зажигаются. Возле них зимой ночуют охотники.

Гнездо — две бабки.