Аркадий Первенцев - Матросы

— Старшина, когда же мы доедем? — слышится из-за спины в самую неудачную минуту: попали на обледенелый мостик, узкий, как журавлиный нос, и скользкий, как обмылок на морозе.

Проехали благополучно, а из глубины фанерного возка раздалось порицание самого начальства:

— Надо отвечать, когда вас спрашивают, товарищ старшина.

Хорошо хотя бы то, что назвал товарищем. Петр промолчал и только невольно сравнил Михаила Ступнина с Павлом Черкашиным. Тот чего бы не порассказал в дороге, пошутил, расспросил бы о жизни и мечтах, назвал бы по имени-отчеству, а то по-отцовски — Петей, сменил бы за рулем, дав передохнуть водителю!

— Саки, — сообщил Петр не оборачиваясь.

После степи с ее однообразным зимним пейзажем даже неказистый городок показался благодатным оазисом. Они подъехали к домику, добротно крытому татарской черепицей. Пожилая высокая женщина в вязаной кофте, с орденом «Материнская слава», встретила приезжих, извинилась:

— Поздно сообщили, не успели еще печи нагреться. Вначале чуточку померзнете. Заходите. В вашей комнате и телефон поставили. Линию подвели.

Низкие просторные комнаты. Тепло. Ирина быстро разделась, потерла щеки возле зеркальца, утыканного искусственными цветами.

— Ты как решил с машиной, Павел?

— Не знаю. Может быть, подписать ему путевой, пусть возвращается восвояси?

— А здесь найдем? Пожалуй, лучше оставить. Мне будет нужна машина.

— Тебе? Зачем?

— Пусть это останется моей маленькой тайной, — нехотя ответила Ирина. — Да… обстановка примитивная.

— Нет Богдана Хмельницкого и Психеи, — подтрунил Черкашин.

— Дались они тебе, милый, — лениво протянула Ирина и распустила волосы. — У хозяйки, ты заметил, этот самый, как его, значок за многодетство. Не будут ли младенцы беспокоить?

— Не нравится здесь, можно перейти в санаторий.

— Чтобы дать пищу сплетницам, можно перейти. Послушай, Павел, может быть, тебе лучше попроситься на другой флот? Ну хотя бы на Тихий океан. Нас там никто не знает. Мы приедем законной семейной парой. Прекратятся сплетни. Появятся новые знакомые. От твоей семьи будем за тысячи километров…

— У меня дети. Де-ти. Я люблю их. Ты же не хочешь иметь детей. У меня уже тот возраст, когда хорошо понимаешь, что такое дети…

Ирина передернула плечами и молча принялась разбирать чемодан. Вытаскивала платья и развешивала их где попало.

В низеньких оконцах мутнел дневной свет.

Бесшумно вошедшая хозяйка повернула выключатель. Ирина вздрогнула от неожиданности:

— Я очень прошу, дорогая хозяюшка… Давайте условимся: когда вам нужно войти к нам, постучите…

В комнате постепенно теплело, но Черкашина знобило, и он не мог согреться. Поужинав куском холодного мяса, он первым забрался в постель.

Архипенко поставил машину в сарай и устроился в небольшой клетушке, примыкавшей к кухне. Ему удалось, как он и мечтал, поесть борща.

Дети хозяйки давно разлетелись из-под ее крыши. Петр рассказал женщине о своем решении вернуться к матери, успокоить ее старость, жениться на любимой девчине и зажить возле земли. Хозяйка сразу прониклась к Петру сочувствием.

Он уснул довольный, сытый, разомлевший в тепле. Самодельная перина и железная кровать с набалдашником напомнили ему родной дом. А скромный ночлег в Саки казался ему после кубрика верхом блаженства.

Как и положено по рангу, Архипенко вскочил со своего мягкого ложа раньше всех, помог хозяйке натаскать воды из колодца, растопить печи донбасским антрацитом. Зато ему достались первые лепешки, испеченные в духовке и сдобренные густой домашней сметаной.

— Я еще не знаю, мамаша, на каких правах буду тут санаторничать, — заранее предупредил Петр, — кто будет харчить, где… С собой я захватил только полсотни.

— Ну ничего, Петя, — сказала хозяйка. Ей нравился услужливый и симпатичный постоялец, напомнивший ей одного из сыновей, который третий год служил на подводной лодке на Тихом океане.

— Правильно ваш сын угадал, — утешал ее Архипенко. — Подводный флот теперь все больше и больше будет входить в моду. Тихо под водой, спокойно, вполне безопасно…

— А если воздуха не хватит?

— Поднимается лодка, и люди дышат.

— Случаи бывают с подводными лодками… Смотрела кино: задыхались люди, подняться не могли.

— В кино актеры же снимаются. Они преувеличивают. Страх нагоняют. Не выдам вам военной тайны, если скажу: у нас на флоте ни одной аварии не произошло с подводными лодками.

— Так в Черном море вода теплее.

— Какое же значение имеет для лодки температура воды? Лодка может подо льдом идти, и ей нипочем.

— Разве? — женщина благодарно улыбалась. — Кушай, Петя, кушай еще. Дай я тебе чаю налью. Бери варенье, Петя.

Начальство еще спало. «Иван-Виллис» переночевал в сарае хорошо. Радиатор, залитый антифризом, свободно перенес тринадцатиградусный мороз, отмеченный наружным термометром.

Петр натянул на себя теплый полушубок, старшинскую ушанку, подпоясался ремнем с латунной бляхой и вышел на прогулку.

Городишко не особенно серьезный, это еще вчера сумел определить опытный глаз сигнальщика. Их квартира находилась почти на окраине. Может быть, в центре что и есть? Все же Петр повернул к степи. Морозный ветерок пощипывал щеки, хватал за нос. На выгоне позванивали обледенелые, подернутые инеем бурьяны. Криво лежала разукрашенная застывшими колеями вчерашняя дорога на Сарабуз. Вдалеке поднималась какая-то гора с плоской вершиной. Или это облако? Неужели это плоская и длинная вершина Чатыр-Дага? Растительность бедная, обычная. Не видно кипарисов. У дворов акации и тополя, и сквозь их голые ветви, как сквозь сеть, белеют домики. Ничего интересного, не на чем взгляда остановить. Весной тут, вероятно, сильно расцветет степь. Однажды, возвращаясь из отпуска, Петр поразился обилию маков и еще каких-то цветов, украшавших плоские степи, бежавшие за окнами вагона. Но зима есть зима, омертвила все, и точка.

На часах около семи. Петр повернул к городу и, пройдя несколько кварталов, неожиданно увидел море и корабль. Нетрудно было определить по отличнейшей контурной проекции класс корабля — крейсер. Какой? Уже много однотипных крейсеров вступило в строй. А этот? Недаром Архипенко считался лучшим старшиной сигнальной вахты. Красный флаг! Государственный флаг мог быть только у одного крейсера — у «Истомина». На горизонте шел «Истомин», и не знал тот же Карпухин, орудующий у гудящих топок, что на берегу, затерявшийся, как песчинка в океане, стоит его бесславно низведенный друг, водитель «Ивана-Виллиса» Петька Архипенко.

Вскоре Петр раскусил капитана первого ранга Черкашина. Вначале он крайне равнодушно ответил на бравое и четкое приветствие Архипенко. Но стоило ему доложить об «Истомине», как Черкашин изменился в лице и рассердился не на шутку: