Аркадий Первенцев - Огненная земля

У Мещерякова сидел, как всегда, тщательно выбритый, предупредительный Шагаев. В штабе все было попреж- нему спокойно. Карта военных действий советско–германского фронта была исколота булавками, прихватывавшими красный шерстяной шнур. На левом фланге фронта шнур делил на ровные части Керченский пролив, уходя вниз от косы Чушки и западной оконечности Таманского полуострова и обрываясь разлохмаченными линиями на траверзе мыса Панагии.

Мещеряков говорил по телефону с командующим флотом, когда в кабинет вошли Букреев и Батраков. Предложив им кивком головы садиться, контр–адмирал продолжал разговор. Положив трубку, он встал, поздоровался с Букреевым и Батраковым, неторопливо разъяснил им цель вызова и их задачи. Они сводились к тому, что нужно было по тревоге поднять батальон, обмундировать в новое зимнее, погрузить на суда и выйти к фронту. На сборы и погрузку давалось два часа. Все хозяйственное имущество и обоз оставлялись. С собой надо было захватить только носимый запас боеприпасов и провианта.

— Моряки вас доставят в целости и сохранности до Таманского полуострова, — веселым голосом закончил Мещеряков. — С моря вас отлично обеспечат, а с воздуха позаботится генерал Ермаченков… Желаю удачи, Николай Александрович и… Николай Васильевич. Какое совпадение! Сразу два Николая. Добрый знак! Николай‑то Мирликийский всегда был добрым хранителем моряков. А тут сразу два Николая! — Мещеряков провожал Букреева и Батракова.

— Мы с Шагаевым от вас далеко не отстанем. Машиной выезжаем, как только справимся со всеми делами. Но на Таманском полуострове наш старший начальник — командующий фронтом. Ваш начальник и мой начальник.

У дверей, предупредительно раскрытых адъютантом, контр–адмирал остановился, хлопнул себя по лбу.

— Вот память, чуть было не забыл! — лицо Мещерякова стало серьезным. — Насчет ваших семей…

У Батракова сразу вспыхнули уши и побледнели щеки.

— Что с семьями?

— Ничего худого, Николай Васильевич! Просто мы втихомолку от вас договорились с Военным советом и решили ваши семьи выписать в Геленджик. Поближе к вам..

— В Геленджик? — Букреев удивленно посмотрел на Мещерякова.

— Здесь скоро будет вполне безопасно, Николай Александрович.

Букрееву стало неловко, так как контр–адмирал мог неправильно понять его удивление.

— Я не насчет безопасности семьи, товарищ контр–адмирал. Хотя это тоже важно… Но моя семья очень далеко отсюда…

— В Самарканде. Знаем и улицу и номер дома.

— Им будет трудно самим выехать оттуда, так же как из Кировской области семье Батракова. У нас детворы много.

— Моя жена сама выедет отлично, — обрадованно перебил Батраков, — выедет! Ко мне выедет хоть на край света.

— А все же мы направим за ними людей, — сказал Мещеряков, улыбнувшись. — В Кировскую область поедут моряки–вятичи, побывают и у себя дома и поивезут «батрачат». А в Самарканд мы решили направить Хайдара.

— Хайдара? Вы знаете Хайдара, товарищ контр–адмирал?

— О, вы, по всему видно, Букреев, плохого мнения о нас! — Мещеряков указал на себя и смеющегося Шагаева, стоявшего рядом с ним. —Хайдара, кстати, обнаружил товарищ Шагаев. Ему же принадлежит инициатива вызова сюда ваших семей. Ну, спешите, еще раз желаю удачи на переходе. А в Тамани встретимся.

Букреев и Батраков молча сели в машину и поехали, не проронив ни слова, почти до самого порта. Подъехав к порту, они присмотрелись к сторожевым кораблям, подходившим к причалам. Звенягин привел свой дивизион, и порт как бы проснулся. Вспыхивали фонарики, освещая то часовых с автоматами на груди, то конную бричку с высокими колесами, заваленную клеймеными мешками с мукой, то моряков в высоких сапогах и кожаных костюмах.

Когда снова пошли безжизненные улицы, голые деревья и черные кусты, Батраков приник к уху Букреева и громко сказал:

— Умница‑то адмирал, а? Теперь надо воевать хорошо… чтобы вернуться.

Батальон, поднятый по боевой тревоге, выстроился во внутреннем казарменном дворе. Попрежнему неумолчно, дремотно–лениво шумело море и в лесу, у гор, плакали не то совы, не то южные филины.

Вызванные из строя ротные и взводные командиры отдалились от своих шеренг, подошли, откозыряли. Выслушав комбата, офицеры не задавали вопросов — все было известно: получить новое зимнее обмундирование, боевые припасы и выйти к местам погрузки. Командиры разъяснили задачу своим подразделениям, и люди, повинуясь отрывистым, отданным вполголоса командам, побежали в казармы.

— После того как мы сами переоблачимся, я соберу на несколько минут парторгов и комсоргов, — сказал Батраков.

— Хорошо, — согласился Букреев, — и кстати надо посмотреть, чтобы люди ничего лишнего не набирали. Сундучки и все лишние вещи сразу же сдавать.

В казармах люди переодевались в ватные стеганые куртки и штаны, армейские гимнастерки, меняли сапоги и ботинки. Не слышалось обычного при побудках балагурства. Бойцы были внимательно серьезны. Новички, следуя ветеранам, тщательно осматривали свои вещевые мешки, облегчая их, пришивали дополнительные карманчики для запалов. Полученные всеми меховые шапки прятали в мешки и оставались — пусть в старых и холодных, но родных бескозырках. Черные верхи бескозырок затягивали чехлами хаки, чтобы днем при палубной перевозке не демаскировать корабли.

Ровный густой гул стоял в казармах.

Помощник комбата по хозяйственной части, толстый и обычно медлительный человек, бегал по коридорам, покрикивал, суетился. Он побаивался комбата и, заметив его, еще пуще старался показать свое служебное рвение. Он разносил угрюмого старшину, работающего в складе материально–технического снабжения.

— Что случилось, товарищ старший лейтенант? — спросил Букреев.

— Маята, маята, товарищ капитан! — Он вынул платок, вытер потную шею. — Беда, если сам не досмотришь, сам не проследишь. Вот этот, — он указал на старшину, — полторы сотни противотанковых гранат передал пулеметчикам. Все набиваются патронами и гранатами до пазух…

— А что же, консервами набиваться, — строго перебил его Батраков, — или лапшой?

— Но ведь мне разъяснили, что боевые припасы они получат там, а я должен выдать только обычную норму.

— Где там? — спросил Букреев.

— На Тамани. В армейских складах, товарищ капитан. А продпаек выдаю я на пять полных суток. А они все требуют гранаты и патроны…

Букреев посмотрел на Батракова, на его смеющиеся глаза и понял, что такое поведение моряков ему по сердцу. Но приказ его, комбата, должен быть беспрекословно выполнен. Впереди был поход, и неизвестно, когда они Дойдут до конечного пункта.

— Продовольствие, — Букреев помедлил, — должно быть захвачено полностью, до последнего грамма. И вы мне за это отвечаете, товарищ старший лейтенант. Во–вторых, боевые припасы отпускать по норме, указанной мной. Никаких самовольных поступков…