Виталий Закруткин - Сотворение мира

Он пересел к Федору, на кучу травы, включил карманный фонарик. Оба они склонились над картой, прикрывая луч фонарика полами плащей.

— Давай, гусар, для верности повторим все еще раз, — озабоченно гудел Петров. — Значит, ровно в половине второго я начинаю заваруху вот здесь. Через двадцать минут отряд Митрофана Чубарова откроет стрельбу левее тебя. Ты начинаешь переправу через Птичь в три часа, тютелька в тютельку, и плывут твои гусары молчком — без выстрелов, без криков. Кони у вас добрые, они вынесут на восточный берег мигом. После вы двигаетесь вот в этом направлении, опять-таки без всякого шума, и выходите к той церквушке, которая указана командующим армией. Так?

— Все так, Аким Никифорович, — подтвердил Федор. — Перетакивать не будем. Разве что противник вынудит…

— Тогда давай прощаться, — предложил Петров и сгреб его в свои могучие объятия.

Обнялся Федор в кромешной тьме и с Хомутниковым. А расторопный старшина тем временем уже выстроил эскадрон и доложил вполголоса:

— К маршу готовы, товарищ политрук…

Они поехали рядом — впереди эскадрона. Отдохнувшие кони шли резвым, машистым шагом. Шуршали буйные июньские травы, назойливо зудели комары, изредка трещала под конским копытом сброшенная деревом сухая ветка, но над тихими этими звуками все больше брала власть гулкая разноголосица переднего края необъятного фронта.

Иван Иванович Кривомаз, тщательно разведавший маршрут за два дня до выступления, вел эскадрон уверенно. Время от времени предупреждал Федора:

— Пригнитесь, товарищ политрук, — сук сейчас дорогу перегородит… Тут направо надо взять… Сейчас впереди будет болотце, оно мелкое…

Аким Петров и Митрофан Чубаров завязали отвлекающий огневой бой, как было условлено: первый ровно в два тридцать, второй — в два пятьдесят. Сначала им лихорадочно отвечали немецкие пулеметы. Потом подключилась и артиллерия. Эскадрон в ту пору уже достиг берега Птичи и, спешившись, укрылся в густом ольшанике.

— Рушай, Иван Иванович, пора! — распорядился Федор.

Полтора десятка наиболее сноровистых кадровых кавалеристов во главе с Кривомазом, лежа на конских спинах и приподняв над водой карабины, поплыли на восточный берег. Следом за ними начал переправляться эскадрон. Новая кобылица Федора стала пританцовывать у самого уреза воды, но он шпорами и резким движением повода послал ее в реку. Кобылица свечкой взвилась на дыбы, бросилась в воду и, пофыркивая, поплыла за другими лошадьми.

— У, балерина! — проворчал Федор. — Отодрать бы тебя плетью!

За хлюпаньем воды и фырканьем лошадей прорезались иные звуки: частое посвистывание пуль. Федор с тревогой подумал: «Нащупали, что ли?»

Одним прыжком кобылица вынесла его на берег и, тяжело дыша, стала как вкопанная. Подъехал Кривомаз, тихо спросил:

— Вы, товарищ политрук?

— Я, Иван Иванович, — так же тихо отозвался Федор. — Что за стрельба? Откуда стреляют? У тебя все целы?

— Целы, — доложил старшина. — А стреляют немецкие мотоциклисты. Их с десяток, не меньше. Должно быть, берег реки прочесывают. Нас не обнаружили, но приближаются сюда. Чего будем делать, товарищ политрук? Может, пропустим их или как?

— Нечего с ними церемониться, — накаляясь злостью, сказал Федор. — Коноводам отвести лошадей левее. Остальным приготовиться к бою. Огонь открывать по моему сигналу.

Спешившись, он передал повод Кривомазу. Старшина исчез в темноте. Тарахтенье мотоциклетных моторов то затихало, то возникало гораздо ближе. Федор понял, что немцы движутся по неширокой тропе вдоль берега.

Спешенный эскадрон затаился в зарослях камыша. Пули секли камышовые метелки, свистели над головами бойцов. В последнюю минуту Федору подумалось, что лучше бы, пожалуй, расположить засаду наверху, укрыться за стволами деревьев, но менять позицию было уже поздно. Опоясанные огоньками длинных автоматных очередей, сея искры из выхлопных труб и отравляя чистый лесной воздух бензиновой вонью, мотоциклисты стали медленно проходить мимо Федора.

«Один, два, три, четыре, пять», — мысленно подсчитывал он. Пропустил еще троих и решил: «Пора!» Хлестнул из автомата по расплывчатым фигурам мотоциклистов широким огневым веером, от головной машины до замыкающей. И тотчас же загрохотал, засверкал огоньками весь берег реки. С металлическим лязгом и ревом мотоциклисты сбились в бесформенную кучу. Через несколько минут Федор увидел над этой кучей уцелевших немецких солдат с поднятыми вверх руками. В эскадроне потерь не было.

Пока обезоружили пленных и рассадили их в исправные мотоциклы — здоровых за руль, раненых в коляски, — на горизонте заалела утренняя заря. Выслав вперед головную походную заставу и выставив боковые дозоры, Федор приказал возобновить марш. Двигались неторопливо, держались поближе к лесным опушкам. Пушечная канонада грохотала все громче, и каждый из бойцов понимал, что заветная цель — плацдарм советской стрелковой дивизии на западном берегу Березины — с каждым часом приближается.

На дневку остановились в непролазном болоте, но отдохнули плохо, — людей и лошадей тучами осаждали комары, а разводить костры, чтобы рассеять эти тучи, Федор запретил строго-настрого. С наступлением вечера осторожно обошли занятую немцами деревню. Чтобы не создавать липшего шума, выключили мотоциклетные моторы и часа полтора тащили мотоциклы лошадьми.

Боясь проглядеть впотьмах основной ориентир при сближении со своими войсками — деревенскую церквушку с разбитой колокольней, Федор остановил эскадрон на лесной поляне. Решено было здесь ждать рассвета.

Неподалеку обнаружилась проселочная дорога. Дважды на протяжении ночи по ней прошли на запад какие-то автоколонны — похоже, немецкие. Федор приказал пропустить их — завязывать здесь бой, хотя бы и скоротечный, было опасно.

На рассвете старшина Кривомаз, вооружившись биноклем, забрался на высокое дерево. Хотел высмотреть оттуда заветную церквушку, но внимание его привлек отдаленный гул танковых моторов, надвигавшийся со стороны Березины.

— Что там? — нетерпеливо спросил Федор, подняв голову.

— Танки, товарищ политрук… С полсотни будет, — неторопливо докладывал Кривомаз, напрягая зрение. И вдруг, ломая ветки, слетел вниз, заорал, обнимая Федора: — Наши! Наши! У них звезды на башнях!

— По коням! — скомандовал Федор. — Штандарт в голову эскадрона! Шаго-ом ма-а-арш!

Никогда еще не волновался он так, как в эти минуты. За три года скитаний по вражеским тылам Федор тысячу раз думал о возвращении к своим, надеялся и вновь терял надежду. И вот наконец он сейчас увидит их, незнакомых ему боевых друзей, советских танкистов.

Еще не взошло солнце, но заря огненно полыхала, освещая верхушки деревьев. Над росистым лугом плыли клочья тумана. Слегка покачивалось в руке Жени Найденова тонкое древко с алым штандартом. Танки шли навстречу эскадрону в предбоевом порядке, устремив вперед стволы пушек.