Владимир Успенский - Неизвестные солдаты

Танк впереди двинулся с места, занося на разворотах широкую корму, вздрагивал на неровностях почвы, стряхивая с себя зеленые ветки маскировки.

— Ну радуйся, Алексие, христовым угодниче и скорый помощниче! — озорно крикнул Варюхин и спустя секунду скомандовал: — Вперед, механик! Четвертую!

Лешка двинул машину рывком, повел по следам гусениц головного танка. На повороте потерял немцев из поля зрения, а когда вновь увидел, показалось, что они совсем близко — приземистые, с плоскими башнями, выкрашенные под цвет древесных лягушек и разрисованные крестами.

Немецкие пушки ударили дружно, залпом, так, что зазвенел воздух. Наши ответили вразнобой и не все — берегли снаряды. Справа от Лешки быстро неслись скоростные красавцы БТ, покачивая на ходу заостренными носами; слева и впереди — несколько легких Т-26 с высокими башнями, окруженными полукольцами поручневых антенн.

Немцы участили стрельбу, белые дымные всполохи волнами прокатывались по их боевым порядкам. Мчавшийся перед Лешкой Т-26 дернулся в сторону и закрутился на месте, волоча перебитую гусеницу. Варюхин дважды толкнул Лешку сапогом в плечо — маневрируй по курсу. Карасев бросил машину влево. И вовремя: сбоку брызнула земля, вскинутая тяжелой бронебойной чушкой — снарядом. Лешка, стараясь не частить, вслух считал до девяти, а со словом «десять» повернул вправо. И опять вовремя: новая чушка боднула землю возле самой гусеницы.

И в немецких линиях появились подбитые танки. Одни горели, другие стояли на месте; наползавшие сзади огибали их, заполняли промежутки в строю. Карасев выбрал себе цель: средний танк Т-III, вырвавшийся вперед. Немец, отчаянный, видно, ехал с открытым люком, и это разозлило Лешку. «Сшибу!» — решил он.

БТ содрогнулся от сильного удара, Карасева подкинуло на сиденье. Он инстинктивно сбросил газ, но танк уже и сам остановился, развернувшись бортом к противнику. Внутри танка стало тихо, зато снаружи слышны были звуки, заглушаемые раньше двигателем; треск, скрежет и грохот.

— Механик, — сдавленным голосом позвал Варюхин. — Леша, живой?

— Жив. У меня тут все в порядке.

— Почему встали?

— С передачей что-то.

Варюхин помолчал. Потом крикнул:

— Вылезай вниз. Под танком лежи. Я сейчас.

Карасев мешком вывалился из люка. Младший лейтенант запалил на корме дымовую шашку, и нырнул под машину. Осмотрелись. По ним не стреляли, лишь несколько случайных снарядов с тугим свистом пролетело вблизи. Немцы вели огонь по тем танкам, которые накатывались на них. Но как их мало было теперь! Большинство БТ и Т-26 стояли на поле, горящие, разбитые, с опущенными стволами пушек, некоторые вовсе без башен, с зияющими дырами в тонкой броне.

Горели и немцы, но у них подбитых машин было гораздо меньше, они, как и раньше, ползли ровным строем в шахматном порядке, не нарушая интервалов.

Уцелевшие еще советские танки не сворачивали: или не видели экипажи, что осталось их мало, или, ожесточась, не хотели свернуть. Да и не было смысла. Они находились так близко к противнику, что немцы расстреляли бы их при развороте. А машины второго эшелона, отставшие от быстроходных, прошли еще только половину пути. Их было тоже немного: пять грузных КВ и десятка полтора новых Т-34 с мощными пушками и могучей броней. Они спешили, мчались полным ходом, стремясь ударить во фланг противника, но было уже поздно. Легкие танки достигли немецкого строя, исчезли среди вражеских машин, там все сбилось в кучу, клубился дым и взметывались языки пламени.

Фланг немецкой линии перестраивался на ходу, разворачиваясь навстречу новой группе советских танков.

Лешка и Варюхин обошли свою машину. Снаряд выбил у нее задний опорный каток, срезал начисто, будто его и не было. Варюхин горестно качал головой: в полевых условиях ничего нельзя было сделать. Поблизости падали снаряды. Стоять на открытом месте было опасно. Лешка за руку оттащил командира к свежей глубокой воронке, спросил:

— Ну что? Назад, к пехоте пойдем?

— Погоди, подумаю.

Немецкие машины, разворачивавшиеся навстречу нашим КВ, повернулись бортами к тому месту, где стоял танк Варюхина. Сидевший в башне Яценко воспользовался этим, ударил из пушки, влепил снаряд прямо в гусеницу. Огонь открыли и из других подбитых БТ. Мишени были отличные, бортовая броня на фашистских танках слабая. Крайние машины вспыхивали одна за другой. Немцы за дымом и пылью не могли определить, кто стреляет по ним, начали бить наугад по многочисленным бронированным коробкам, стоявшим на поле.

Центр тяжести боя переместился туда, где сближались с фашистами КВ и Т-34. Два десятка и две сотни машин: казалось — немецкая лавина захлестнет, поглотит советские танки. Немцы вели беглый огонь. Передние КВ заметало землей от частых взрывов. Но они ползли, будто не чувствуя этих комариных укусов. Стреляли изредка, но гулко; выплевывали сгустки огня, и после каждого выстрела очередной фашистский танк окутывался черным дымом или рассыпался, разваливался на части.

Более подвижные Т-34, растянувшись по фронту, брали немцев в полукольцо. Их лобовую броню фашистские пушки тоже не могли пробить, а 76-миллиметровые пушки «тридцатьчетверок» при прямом попадании раскалывали немецкие машины, как пустые орехи.

Доселе четкий строй противника начал ломаться, танки растекались вправо и влево, поворачивали назад. «Тридцатьчетверки» настигали их, били в упор.

— Милые мои! Всыпьте им, всыпьте! — молил Варюхин, прижимая к груди руки. — Братцы, милые! За нас! За всех! Ломай! Бей! Во, молодцы! — вскрикивал он, подпрыгивая. — Эх! Таких бы машин побольше! А то десяток на всю дивизию! Ой-ой! Что же ты борт подставил? Ну, дави его! Дави, братцы, литр разопьем!

Немцы, совсем поломав строй, отходили, отстреливаясь, к высотам под прикрытие артиллерии, подтянувшейся к месту боя. По советским танкам открыли огонь длинноствольные зенитные пушки, способные пробить толстую броню.

— Ох, не зарывались бы, горячие головы! — беспокоился Варюхин. — Да отстань ты! — отталкивал он Лешку, прижимавшего его к земле. — Это же картина! Ее для кино снимать надо, а ты глянуть не даешь! Видишь, Карась, какие машины? Будь их у нас побольше, разве прошел бы немец через границу?

Десятка два фашистских танков, отколовшихся от строя, ползли по полю, укрываясь за подбитыми машинами от пушек «тридцатьчетверок», маневрировали, спеша оторваться от преследования. Крайний справа танк, описав полукруг, встал за сгоревшим БТ, ожидая, когда приближавшаяся «тридцатьчетверка» подставит ему борт. Медленно шевелилась, нащупывая цель, пушка.

— Слева смотри! Слева смотри! — кричал Варюхин своим, будто бы его могли услышать.

Над головой оглушительно лопнул выстрел. Это Яценко, развернув башню, послал снаряд. У немецкого танка подбросило вверх корму.