Михаил Соколов - Грозное лето

— Мы приехали рано утром, привезли раненых, кстати, Александр, привезли и штаб-ротмистра Кулябко, раненного в спину, видимо, своими солдатами. Смертельно, кажется.

— Я предупреждал его… Ничего, он живуч, выберется и из могилы, — сказал Александр и поцеловал ручки Марии и Барбаре, добавив: — Таких жалеть не стоит: жандарм отвратительнейший… Ну-с, присаживайтесь и рассказывайте, что там, во граде Киеве, делается. Поручика Андрея Листова не видали? Или Тадеуша? Вас спрашиваю, Барбара.

Барбара ответила:

— Тадеуш воюет под Варшавой, отец писал…

И умолкла. И тогда Мария добавила:

— А штабс-капитан Листов жив-здоров, оформляет документы в лазарете для побывки, то есть вот-вот приедет в родные веси. Барбара сгорает от нетерпения в ожидании…

— Мария, подружка милая, ну что у тебя за язычок стал? — вспыхнула Барбара, и лицо ее залилось малиновой краской.

Королев видел, что ему больше делать здесь нечего, и, достав из карманчика брюк золотые часы и посмотрев, который час, сказал:

— Извините, господа, но мне пора к атаманскому дворцу, где мы будем принимать его величество. По всей видимости, мне предстоит раскошеливаться вновь на потребы ваших лазаретов, милые сестрицы, а посему честь имею, — кивнул он всем общим поклоном и укатил на своем автомобиле, поджидавшем его невдалеке.

И на некоторое время наступила пауза, и все почувствовали себя как связанные. Наконец Барбара вдруг заторопилась, к чему-то прислушалась, словно чего-то ожидала, и сказала:

— Поезд из Ростова. «Молния» подходит. Побегу: быть может, штабс-капитан Листов приехал.

И пошла к вокзалу быстро-быстро, хотя вокзал был почти рядом, — сидели в скверике от него в ста шагах.

— Любит. А никогда не говорила, — произнесла Мария и, взяв Александра под руку, сказала повелительно: — Прошу в лазарет для осмотра ноги, мой дружок, а после я отвезу вас домой… Извозчик! — крикнула она извозчику.

— Мария, Мария, родная вы моя, если бы вы знали, как я люблю вас, — и поцеловал ей руки, а потом приложил их к щеке и не отпускал…

Домой она привезла Александра на извозчике вечером. Перед домом была толпа, и Александр с тревогой сказал:

— Что-то случилось. С Алексеем на фронте, — и не успел спросить у соседей, в чем дело, как услышал голоса:

— Мужайтесь, Александр…

— Родитель ваш, упокой его душу, господи…

Александр более ничего не слышал: с непозволительной для него проворностью он спрыгнул с фаэтона, протаранил толпу и наконец оказался в гостиной дома, потом в кабинете и замер от неожиданности и потрясения: в кабинете, на диване из желтой кожи, как бы сидел и дремал отец в полной парадной форме, при всех регалиях, и лишь по красной точке на груди было видно: отец был мертв.

Возле него стоял, опустив гривастую голову, отец Василий и плакал.

Мария закрыла лицо руками и так осталась стоять потрясенная.

Александр увидел на полу черный, с сизым отливом наган, белый лист бумаги на столе, вскрытый конверт и, схватив письмо, прочитал: Николай Бугров сообщал из Петрограда о смерти Алексея от гангрены ноги и об аресте Михаила.

В конверте была записка отца: «Умираю потому, что не хочу быть соучастником истребления русских людей, которых убивают и оставляют калеками и сиротами все более. Полковник Орлов».

Александр рванулся к отцу, упал перед ним на колени и с великой болью, с отчаянием негромко воскликнул:

— Отец, как же так?!.. Ненавижу, все ненавижу, ваше величество!..

И тут почувствовал нестерпимую боль во всем теле: переломилась раненая нога.

Мария кинулась к нему на помощь, но Василий сказал:

— Я сам, Маша, — и, взяв Александра на руки, понес в соседнюю комнату и там гулким басом произнес: — Все, брат. Я снимаю с себя сан…

…Утром следующего дня в газетах было сообщено в самых радужных тонах, как капитан Орлов, герой войны и сын героя японской кампании, выражал государю свои благородные помыслы и верноподданнические чувства как истинный сын православного тихого Дона и был высочайше удостоен государем ордена Святого Владимира с мечами. Это было не совсем так: царь сказал наказному атаману, когда уезжал из Новочеркасска: о награждении капитана Орлова он еще подумает.

А еще через день наказный атаман Покотило объявил через воинские присутствия о мобилизации студентов первых и вторых курсов, молодых казаков, пользовавшихся отсрочкой, запасных второй и третьей очередей, досрочный призыв новобранцев.

Это были новые полки, новые солдаты…

Январь 1972 — июнь 1980