Михаил Соколов - Грозное лето

Постовский вдруг вспомнил о разговоре с Орановским о втором корпусе и сказал:

— Александр Васильевич, простите, бога ради, забыл: второй корпус генерала Шейдемана ставка передает в первую армию. Ах, господи, совсем забыл, — сокрушался он.

— Как? — воскликнул Самсонов, пораженный этим известием. — Когда и кем второй корпус передан в первую армию?

— Восьмого августа. Приказал главнокомандующий.

Самсонов сел за стол, обнял седеющую голову загорелыми руками и так просидел несколько секунд. И думал: все рушится. Первому корпусу великий князь повелел не выступать далее Сольдау; первый гвардейский вообще изъят из нашей армии; у двадцать третьего корпуса взята одна дивизия, то есть половина корпуса; теперь из армии изъят и второй корпус, и Благовещенский остается один на всем правом фланге. Кто это делает, во имя каких стратегических соображений, коль и несведущему человеку ясно отменно: подобное ослабление флангов ставит вторую армию в опасное положение и сводит на нет наступление ударных центральных корпусов. Или чья-то могущественная черная рука делает все для того, чтобы наступление русской армии в Восточной Пруссии вообще потерпело неудачу на позор русскому оружию и России?

И Самсонов вспомнил свою службу в Варшаве, в бытность там начальником штаба Варшавского округа: один он был там из русских генералов на командном посту, а все остальные высшие должности, как военные, так и гражданские, занимали немцы, начиная от командующего: генерал-губернатор — Скалон, помощник его — Эссен, начальник жандармского корпуса — Утгоф, управляющий государственным банком — Тизенгаузен, обер-полицмейстер — Мейер, президент Варшавы — Миллер, прокурор палаты — Гессе, вице-губернатор — Грессер, прокурор суда — Лейвиц, начальник Привислинской железной дороги — Гескет, штаб-офицеры при губернаторе — Эгельстром, Фехтнер и так далее. А на фронте только нашем — барон и генерал фон Реннен-кампф, барон и генерал Бринкен, барон и генерал Майдель, барон и генерал Будберг, генерал Бельгард, Гернгрос, Раух, Рихтер, Рооп, Штемпель, Розеншильд, Флуг, Фитингоф, Шейдеман, Шрейдер. Не много ли для одного северо-западного театра? На какие успехи русской армии можно рассчитывать, корпусами и дивизиями коей командуют не русские генералы? Дело в том, что немцы против немцев воевать будут постольку, поскольку… можно будет обессилить Россию и подчинить ее германскому рейху — предмет исконной мечты Вильгельма Второго. Вот так-то, господа из обеих ставок русской армии.

Так думал Самсонов в эту минуту и сам удивлялся тому, о чем думал.

И, пройдясь по кабинету, маленькой простой комнате, сказал Филимонову и Постовскому:

— Прикажите генералу Шейдеману исполнять только мои приказы. По телефону, если удастся. Письменный приказ повезет штабс-капитан Орлов.

— Слушаюсь, — ответил Филимонов.

— Слушаюсь, — так же ответил Александр.

Самсонов остановился в дальнем уголке кабинета, незаметно помассировал левую сторону груди — прижимало немного сердце — и продолжал:

— Генералу Мартосу прикажите наступать на Михалкен, куда отошел Шольц. Генералу Клюеву поддержать, если потребуется, правый фланг корпуса Мартоса и продолжать наступление на Алленштейн. Генералу Кондратовичу передвинуть вторую дивизию генерала Мингина к Кослау — Ландау, до подхода гвардейской дивизии генерала Сиреллиуса, и закрыть пространство между первым корпусом и пятнадцатым. Кавалерийским дивизиям генералов Любомирова и Роопа соответственно наступать на Лаутенбург — Гильгенбург, атаковать ландверную бригаду Унгерна и выйти к Монтово, откуда могут последовать подкрепления противника. Наконец, генералу Артамонову оставаться пока выше Сольдау, поддерживая справа дивизию Мингина, коей отдельно прикажите: стоять до последнего, пока подойдет гвардейская дивизия корпуса Кондратовича. Все, господа. Да, телеграммы от генерала Ренненкампфа о том, где он и что делает, нет? В ответ на мою телеграмму…

Нет, — ответил Постовский.

— Уже на пять наших телеграмм нет ответа, — сказал Филимонов.

Самсонов вздохнул, выпил немного воды и сказал Александру:

— Я надеюсь, штабс-капитан, на вас. Приготовьтесь к отъезду.

— Я готов, ваше превосходительство.

В то время как на Западном фронте семь немецких армий атаковали франко-бельгийские армии непрестанно, форсируя обходный марш на Париж, — в Восточной Пруссии командующий восьмой германской армией, генерал фон Притвиц-Гафрон, не торопился атаковать первую русскую армию генерала Ренненкампфа, а собирал «кулак» из трех корпусов: первого армейского, стоявшего на границе с Россией, семнадцатого и первого резервного, что были далеко от нее, и готовился нанести русским поражение внезапное и сокрушительное. Но был готов и к неудаче и, в случае превосходства русских в силах, намерен был оставить Восточную Пруссию и отступить за Вислу до поры, пока верховное командование пришлет подкрепления.

В этом духе Притвиц и отдал приказ армии, основываясь на плане, утвержденном Волыним германским генеральным штабом перед войной. Однако не так думал и действовал своенравный, и суетливый, и спесивый крайне командир первого армейского корпуса, боевой потомок гугенотов, генерал фон Франсуа, и ответил на приказ штаба армии: он, Франсуа, отвечает за охрану границ рейха на востоке и будет действовать наступательно и атаковать русских всюду, где бы они ни появлялись.

И первым атаковал русских под Сталюпененом, не дожидаясь подхода семнадцатого корпуса фон Макензена и первого резервного — фон Белова. И не подчинился приказу командующего восьмой армией Притвица о немедленном прекращении боя и об отходе к Гумбинену, ответив со свойственной ему развязностью и самоуверенностью, что «бой будет прерван, когда русские будут разбиты». А между тем его корпус был под прямой угрозой окружения двумя русскими корпусами, двадцатым и четвертым, и мог быть уничтожен, но командиры этих корпусов, генералы Смирнов и Алиев, не использовали этой возможности, не зная о ней. И судьба была милостива к генералу Франсуа, и ему удалось, при помощи тридцати тяжелых орудий, нанести серьезное поражение сто пятому пехотному Оренбургскому и другим полкам двадцать седьмой дивизии и взять в плен три тысячи солдат.

По прямой вине начальника соседней, двадцать девятой, дивизии, генерала Розеншильд-Паулина, не’пожелавшего прийти на помощь товарищам по оружию и ударить во фланг корпуса Франсуа.

И по прямой вине командира конного корпуса хана Нахичеванского, прошедшего за два дня боев всего двадцать верст, хотя перед ним была лишь одна кавалерийская дивизия противника.