Николай Асанов - Открыватели дорог

Екатерина Андреевна не слышала выстрела. Она была в обмороке. Это послужило предлогом для Лундина рассказывать, что чудовищная росомаха умерла от разрыва сердца, узнав, что ее приняли за кошку. И над этим случаем смеялись все, хотя Чеботарев, например, знал, как испугался Колыванов, услыхав выстрел Лундина и увидев упавшую замертво Баженову. Колыванов бросился к месту происшествия с таким криком, что Лундин имел равное право утверждать, будто росомаха умерла от испуга, услышав этот крик. Но никто не вспомнил об испуге, смеялись над происшествием потому, что оно действительно было смешным: как можно в диком лесу принять росомаху за кошку и позвать ее ласковым голосом: «Кисонька, пойди сюда, я дам молочка…»

Но к концу второй недели путешествия смешные рассказы почти прекратились. Изыскатели уставали до такой степени, что предпочитали молча лежать у огня, вытянув ноги, а порой засыпали, не дождавшись ужина. Нужно было становиться на дневку.

Утром Колыванов поднял свой отряд раньше обычного. Вышли в темноте.

На недовольное ворчание Чеботарева, — что вышли рано, ночь темная, лошадь черная и не видно, куда сна идет и куда заворачивает, — Колыванов пообещал к вечеру чудо.

Чудо состоялось на берегу реки Дикой.

Екатерина Андреевна, определявшая будущие мостовые подходы к реке, вышла на пойму и вдруг закричала весело, торжественно:

— Свет! Свет!

— Да будет свет! — в тон ей проворчал Чеботарев, пробрался через кусты, как медведь, и вдруг замер. За поймой, на том берегу реки, сияло электрическое зарево.

Да, это был свет! И какой!

Им, привыкшим к дымному мерцанию костра, и не грезилось такое обилие света. Весь берег, казалось, был залит огнями. Первое впечатление было такое, что они видят перед собой город.

Но вот феерическое видение рассеялось, и оказалось, что огней не так уж много, они расположены в одну линию, по-над берегом, потом выяснилось, что освещены только причал над водой да несколько домиков, но все-таки это был свет, и притом электрический.

Колыванов, чуть поотставший, и едва ли не с умыслом, чтобы понаблюдать, как его спутники воспримут это «море света», теперь вышел к ним на пойму и сказал:

— Дикая! Первая крупная станция новой трассы. Стоянка поезда — пятнадцать минут. При вокзале имеется ресторан и гостиница для путешествующих в прекрасное… — Голос у него был веселый, какого Чеботарев давно уже не слышал. Но в этом голосе снова зазвучала горечь, когда Колыванов добавил: — Вот этой станции ваш Барышев и не пожелал заметить!

Он обращался к Екатерине Андреевне, и Чеботареву стало неловко. Ну за что он ее казнит? Ведь она делит с ними все трудности пути, она честно проверяет предложение Колыванова и, конечно, поддержит его, если Колыванов прав. Но по привычке к подчинению промолчал. Зато Лундин ворчливо сказал:

— Ты им сначала покажи, Борис Петрович, нечего огнями приманивать!

Подойдя к берегу, Лундин вскинул ружье и дважды выстрелил.

И, словно их ждали, с того берега тронулась лодка.

Перевозчик ловко загнал лодку на песок острым носом, оперся на шест, насмешливо сказал:

— С опозданьицем вас, Борис Петрович! Охотники-то давно протопали. Помылись в баньке, передневали и пошли три дня назад.

Чеботарев, услышав слово «баня», снова приободрился. С близкого расстояния чудесный город на той стороне реки все уменьшался. От него и всего-то осталось три домика да несколько палаток. Ресторана тут, понятно, нет и долго не будет. Но упоминание о баньке сразу смыло все разочарование. Екатерина Андреевна глубоко вздохнула: неужели возможен отдых? И с каким-то страхом взглянула на Колыванова. Тот заметил этот взгляд, безразлично сказал:

— Здесь будет дневка…

— А как же, — подтвердил словоохотливый перевозчик, — у нас все останавливаются. Вот и нынче человек тридцать ночует. Но Христина Харитоновна ждет, ждет. Целый домик отвела…

— А она разве здесь? — удивился Колыванов.

— Два дня, как приехала проводить экспедицию. Лесозавод, слышь, здесь будет, железнодорожная станция, чудеса да и только! В поход готовится, — как снег выпадет, пойдут парму обмерять. Меня в проводники взяли, — с наивным хвастовством закончил он.

— Уж из тебя проводник! — насмешливо укорил его Лундин. — Если собачьего голоса из деревни не слыхать, тебе сразу знобко становится.

— А кто тут алмазные прииски разведывал, кто? — загорячился перевозчик. — Кто по Ниму тропу проторил? Кто в Колчимские болота твоего сына проводил?

— Значит, Григорий прошел? — встревожился Лундин.

— Я же тебе говорю, три дня назад тронулся. Я их до самой кромки провел. Ног не хотел мочить, а то бы и не отстал. Ноги у меня воды не переносят после алмазных приисков.

Переговариваясь, он стоял, удерживая лодку шестом, а Лундин, Колыванов и Чеботарев укладывали снаряжение. Баженова прошла по воде, перешагнула через борт и уселась на узкую скамейку. Руки упали, спина согнулась. Она была на пределе утомления, когда человек словно бы и не слышит ничего.

И движения она не слышала. Только когда лодка ткнулась в противоположный берег, до нее, как сквозь сон, донесся ровный женский голос:

— Ну, здравствуйте, Борис Петрович! — После паузы: — О, да с вами женщина идет? Как вам не стыдно брать городского человека в такой трудный путь!

Екатерина Андреевна вдруг вскинула голову, как будто услышала сигнал тревоги. На деревянном причале стояла и глядела сверху вниз молодая женщина. Этот взгляд сверху вниз был так неприятен Екатерине Андреевне, что она встала, не замечая протянутой Чеботаревым руки, поднялась на скамейку и сама, без помощи, перешагнула на причал. Тут она оказалась лицом к лицу со встретившей их женщиной, и взгляды их сразу столкнулись, как будто Екатерина Андреевна собиралась помериться с нею силой.

Христина Харитоновна улыбнулась и отвела глаза. Но она, должно быть, умела все примечать, так как сразу послышался ее повелительный голос:

— Зайченко, Пьянков, помогите вынести вещи! Тимох, проводи Колыванова с товарищами в дом… — И так как все делалось незамедлительно, тут же обернулась снова к Екатерине Андреевне и сказала ровным голосом: — А вас прошу ко мне! Представьте себе, меня даже не известили, что в исследовательском отряде идет женщина… Как вас зовут?

— Екатерина Андреевна, — расслабленным голосом ответила Баженова, кляня в то же время себя за то, что не может стоять прямо, говорить твердо, как делает эта неизвестная покровительница. Вон она даже и не назвала себя, будто все ее обязаны знать и уметь навеличивать.

Покровительница взяла Екатерину Андреевну крепкой рукой за руку и повела с собой. Вокруг шли люди, таща рюкзаки и инструменты. Мерно шагал Лундин, будто и не устал; что-то уже рассказывал Чеботарев, Колыванова Екатерина Андреевна не заметила.