Ольга Гуссаковская - Ищу страну Синегорию

«Не человек для вещи — вещь для человека», — толковала мать. И, видно, глубже запали в душу ее слова.

Но что ждет его на чужбине?

Все непривычно. Исчезла даль. Дорогу с обеих сторон плотно стиснули крутые бока сопок в пестрых цыганских лохмотьях осеннего наряда.

С трудом узнавалось знакомое. Вон тот куст. Ведь это же береза, а та мохнатая зеленая лепешка очень похожа на сосну.

А дальше по склону будто праздничный сарафан раскинут: лиловые, белые, алые пятна. Красота!

Автобус бежал и бежал. На остановках пассажиры шли в столовую и каждый раз ели одно и то же: бурое варево под названием «борщ» и куски чего-то коричневого, неопределенного под Названием «шницель» или «котлета». В зависимости от фантазии повара.

На первой же остановке сосед Николая подхватил под руку девушку в шапочке и увел ее в столовую. Николай никуда не пошел. В окно он видел, как те двое гуляли по истоптанной колосистой траве. Парень что-то рассказывал, девушка качала головой — изумлялась.

Врет, конечно, — с неприязнью подумал Николай, — и то, что здесь в автобусе говорил, — тоже врал. Старый колымчанин. Гражданин Вселенной. Видали таких.

Николай встал, вышел из автобуса. Вечерело. Черные тени робко потянулись по земле, скрадывая очертания домов, деревьев, машин. Еще заметнее стала смешная шапочка с белой кисточкой на конце.

Маленькая девушка и рядом парень — ладный, красивый, куртка в «молниях». Им хорошо вдвоем.

Николай каблуком сапога вбил в землю окурок папиросы. Вспомнилось: «Невесту бы тебе первую по селу нашли. Хозяйку». — Кого же это? Фаинку Золотову, не иначе. Хозяйка она первостатейная, это точно. Чемодан бы ни за что без чехла не повезла. А, черт! Далось мне все это!

И место здесь какое скучное. Как только люди живут? Сопки голые, где-где кустик торчит, дома в кучу, как овцы, обились, между ними прячутся от ветра зябкие деревца. Говорят, и кислорода тут не хватает. Одно слово — Колыма.

А эти двое словно и не замечают ничего — гляди, как бы от автобуса не отстали.

…Автобус полз на бесконечный подъем. В мерцающем свете фар вставал суровый, весь из серого камня перевал с цветущим названием Яблоневой. На крутой дуге шоссе проплыл мимо иссеченный ветром обелиск на могиле инженера, строителя трассы.

— Нет, вы только представьте себе, Люсенька, — услышал Николай, — ночь, ветер воет в камнях — диких, непокоренных. И среди всего этого на забытой богом земле умирает герой. Да, герой! Ведь его воля проложила путь для других! Завидно! А между тем это элементарная азбука романтики, поверьте, у нас, колымчан, каждый третий…

Шум мотора заглушил остальное. Давно позади осталась одинокая могила, снова впереди и с боков серые отвалы камней, мелкий кустарник. И лишь теперь, как всегда слишком поздно, пришли нужные слова: ты не прав, «старый колымчанин», не одинокий герой, а рядовой солдат лежит под серым камнем обелиска. Их были тысячи, а приказ был один — сделать край жилым. Приказ выполняют любой ценой.

Как хотелось Николаю сказать все это, чтобы та девушка с милым именем Люся поняла… Но ведь у него, Николая, нет синих глаз в дремучих ресницах. Глаза у него карие, маленькие — не сразу их и увидишь, и никогда он не сумеет говорить так красиво, как тот.

Поселок Береговой вполне оправдывал свое название. Некоторые дома так близко подвинулись к берегу, что, казалось, вот-вот свалятся в бурную Колыму.

Поселок делит пополам полоса «ничьей земли» — перекопанное бульдозерами поле. С одной стороны — неразбериха путаных улочек старого поселка, с другой — громада строящегося завода. В кажущемся хаосе стройки уже угадываются очерки корпусов, прямые перспективы улиц будущего рабочего городка.

Группа приезжих стояла на трассе. Осматривалась. Четверо парней и одна девушка.

— Пошли в поссовет, что ли, ребята? Надо начальству представиться, опять же общежитие.

Все оглянулись на «старого колымчанина». Каждый уже знал, что зовут его Виктором Громовым и что не было еще той беды, откуда он сухим бы не вышел.

Виктор мгновенно почувствовал всю ответственность момента. Молодцевато подхватив свой и Люсин чемоданы, улыбнулся беспечно:

— Следуйте за мной в кильватере — все будет ол-райт. Старожилы всегда впереди.

Все пошли следом за Виктором.

Миновали «ничью землю» и углубились в заячьи петли дорог старого поселка. Лаяли собаки.

Чистенький домик поссовета совсем не напоминал учреждение. На добела отскобленном крыльце лежал веник для ног, на окнах под сенью ломких крахмаленых занавесок цвели настурции.

Дверь сердито захлопнулась за пришедшими. Стол председателя уже плотно облепили другие искатели квартир с чемоданами и рюкзаками.

— Та дэж воно було то общежиття? — размахивал внушительными кулаками парубок с горячими глазами.

— Будет, будет общежитие, — уверенно ответил холодный канцелярский голос. — Только подходить к вопросу надо диалектически. Ясно? Что мы имеем на данном этапе развития нашего поселка? Так сказать, период реконструкции и становления. Могут быть на данном этапе трудности? Могут. Больше того, они, товарищи, есть, существуют, так сказать.

Николай подвинулся вперед. У человека за столом бледное лицо в глубоких властных складках, глаза налиты алмазным начальственным блеском. Этот уж наверняка знает, что говорит. По привычке захотелось по-военному отдать ему честь: «Разрешите исполнять?»

— Разрешите, кстати, представиться, Внештатный корреспондент газеты. Так на чем мы остановились? Общежитие для рабочих занято? Кем, на какие нужды? Одну минутку, я запишу. — Виктор вынул блокнот.

Полчаса спустя вся ватага с шумом и радостными криками покинула поссовет. Общежитие освободили, изгнав оттуда каких-то «жуков» (по выражению Виктора). Сам он был героем дня и наслаждался своим величием.

Солнце еще и краем не успело коснуться сопок, а рабочий день уже окончен. Пять часов. Целый вечер впереди, а чем его занять?

Николай неторопливо шел по улице, размахивая библиотечной книгой. Сказали: интересная, про партизан. Что ж, можно и почитать, но пока не хочется. На вечеринку тоже приглашали. Отказался. Кто-то из ребят бросил насмешливо: копейку жалеет. На дом копит с коровой.

Многие засмеялись. Громче всех Виктор. Николай ушел, хлопнув дверью.

Опять не нашлось слов, чтобы объяснить: не денег жалко — времени. Был он уже на такой вечеринке Знает.

…В комнате, до отказа — набитой мебелью и людьми, — гремела радиола. Развеселый фокстрот заглушал все — звон посуды, пьяные споры, девичий визг.

Николай не знал почти никого из присутствующих. Во главе стола, как хозяин, сидел Виктор. Рядом веселая, полупьяная хозяйка дома в звонких цыганских серьгах. Еще пятеро своих, со стройки. А остальные? Какие-то парни с чугунными плечами, девицы в откровенных капроновых блузках. Хозяйка протянула стакан водки. «Штрафной! Штрафной!» — завопили голоса.