Анатолий Жуков - Дом для внука

Баховей словно вырос за столом и почувствовал, как он вместе с Гавриловны отделился от всех присутствующих и стал другим полюсом, и силовые линии противоположного полюса идут к ним, напрягаются, становятся мощной энергией, необходимой для любой деятельности. Последнее время Баховей увлекался физикой, читал популярные книжки и в письмах донимал расспросами своего сына, который работал в НИИ.

Ощущения членов бюро были различными. Щербинин злился на бездумную торжественность, в которой умные и хозяйственные мужики стали бестолковыми и барабанят по бумажкам цифры выполнения планов; Толя Ручьев был на седьмом небе от сознания, что он сидит почти рядом с секретарем обкома и слушает то же, что слушают они с Баховеем; майор Примак будто прибыл на тактические ученья и словно бы вел наблюдения за подразделениями, которые пришли по боевой тревоге в район сосредоточения и ждут, когда им поставят конкретную задачу; Колокольцев деловито записывал выступления председателей, чтобы потом использовать их данные в газете; Межов томился и ждал, когда кто-нибудь заговорит о деле; Балагуров косил хитрым глазом то на секретаря обкома, то на Баховея и думал, что после перерыва он сломает этот баховеевский молебен. А может, и раньше сломает, надо только вцепиться во что-то половчее, внести замешательство, опрокинуть кого-нибудь публично.

Бойкий черноволосый Мязгут, председатель отдаленного колхоза «Кзыл», уже заканчивал выступление. Молодой, дерзкий, он весело глядел на секретаря обкома и сыпал каскадом цифр, ослепляя слушателей.

— Хлебозаготовки сто двадцать семь процент, мясо сто четыре центнер, шерсть сто пятнадцать процент, озимые сто один процент, молоко в третий квартал сто тридцать два центнер, куры увеличился сто сорок девять голов…

Баховей перехватил озадаченный взгляд секретаря обкома и уверенно улыбнулся: вот, мол, как у нас — все с перевыполнением, все больше ста процентов, и председатели живые, знают дело. Гаврилов тоже улыбнулся в ответ, но улыбка вышла недоверчивой, будто он увидел что-то сомнительное. Балагуров заметил это.

— Будут вопросы? — спросил Баховей.

— Будут, — сказал Балагуров. — Ты, Мязгут, дал выполнение плана по хлебу, шерсти и посеву озимых в процентах, а мясо, молоко — в центнерах. Да и поголовье скота тоже. Сколько это будет в процентах?

Мязгут прищурил плутоватые глаза, скрывая замешательство, посмотрел на посуровевшего Баховея, оглянулся на своего партийного секретаря. Тот безнадежно развел руками: сам-де выкручивайся.

— Не успел подсчитать, торопился, — сказал Мязгут, улыбаясь с подкупающей доверительностью.

— Садись, Мязгут, — сказал Баховей, — потом подсчитаем, у нас много работы без этого..

— Почему же? — сказал секретарь обкома, заметив требовательный взгляд Балагурова. — Надо подсчитать, если интересуется товарищ…

— Балагуров, — подсказал Балагуров, нетерпеливо вертя в руках приготовленный уже карандаш.

Щербинин достал из своей папки сводную таблицу плановых показателей по колхозам, продиктовал нужные цифры. Балагуров записал их на уголке листочка, на котором он рисовал механически разные рожицы, высчитал проценты. Вышло, что по всем этим показателям колхоз тянулся в хвосте. Хитрый Мязгут давал только выигрышный процент, сверхплановый, а другие цифры ловко пристраивал к ним.

Гаврилов заглянул в листок, неумело разрисованный смешными рожицами, на Балагурова, комически потирающего бритую голову, и улыбнулся. Председатели тоже ожили, зашептались между собой. Этот Мязгут всегда отвертится, а тут Балагуров его поддел. Хорошо подсек, с блеском, такого хитреца не проведешь.

Баховей глядел на растерянно улыбавшегося Мязгута, и в глазах его метались досадливые огоньки.

— Ты кому же это очки втираешь, а? Ты забыл, что отчитываешься перед партией?!

Но грозный окрик действовал уже только на Мязгута, остальные почувствовали спад напряжения, улыбающийся секретарь обкома стал как бы ближе, он уже заступился за Балагурова, осудив прыть Мязгута, молодого да раннего, и сейчас о чем-то тихо переговаривался со Щербининым, склонившись к нему седеющей, коротко остриженной головой. Он улыбался, а не жевал взглядом пройдоху Мязгута и не ревел на него, как Баховей, а только улыбался, будто увидел проказу испорченного мальчишки.

Следующим докладывал Веткин, о котором ныне был напечатан в районной газете разносный фельетон.

Веткин был надломлен после войны личной драмой. Жена его, смазливая и нестрогая в исполнении супружеской верности, в войну погуливала и прижила ребенка, не исправилась она и после возвращения мужа, зная, что однолюб Веткин не бросит семью. И действительно, мужественный и чистый этот человек до самозабвения любил неверную свою Елену, обожал обеих дочерей, привык к неродному сыну и не представлял уже без них своей жизни. А жил он трудно. Он был инженером не только по образованию, он с детства тянулся к машинам, но и после демобилизации ему не удалось поработать по специальности. Недавний командир полка Баховей, с которым он прошел войну и которого уважал, сделал его председателем колхоза. «Ты коммунист, Веткин, партия знает, где ты нужней». И вот Веткин ездил за Баховеем из района в район, подтягивал отстающие колхозы, тяготясь своим председательством, мучился сердечной болью из-за жены и как-то незаметно опустился. Сейчас он был в том тяжелом, чадном состоянии похмелья, когда алкогольный жар залит и вот теперь дымят лишь шипящие потухающие угольки. Он стоял хмурый, опустив длинный синеватый нос в бумагу, и что-то бубнил, но так отрешенно и невнятно, что всем было неловко за него. Баховей, заметив, что секретарь обкома страдальчески поморщился и с жалостью смотрит на него, закричал:

— Что ты там шепчешь, на молитве, что ли!

— Неразборчиво написано, — прохрипел Веткин и этим окончательно рассердил Баховея.

Снимать придется, ничего не сделаешь. Напил носище-то, черт косматый, и о себе забыл, о своем колхозе. Завтра же надо снять, до конференции. Послать в колхоз инструктора, созвать расширенное заседание правления и заменить.

Веткин кое-как прочитал цифровые показатели и сел, вытирая рукавом пиджака вспотевшее лицо и шею. Пот с него лил так, будто вся кожа у него была в мелких щелях, как худая крыша колхозного свинарника.

Выступления двух председателей середнячков прошли незамеченными, а следующим слово попросил Мытарин. Не надо было давать ему слова сейчас, здесь не собрание, достаточно выступления Веткина, но Баховей сам два часа назад, обязал его выступить, к тому же Гаврилов может потребовать объяснения секретаря парторганизации колхоза. Под боком у райкома, а отстает.