Владимир Хазанский - Спросите у берез…

— Брехня! Бабушкины сказки.

На говорившего оглянулись. Это был тот светловолосый парень, что сидел рядом с Вестенбергом. Высказав свое мнение, он умолк. Видно, что вступил в спор под напором чувств, не в силах больше сдерживать их.

— Брехня? Оскорбить легче всего, — надулся Моргес.

— Повторяю, что это брехня! — снова сказал светловолосый парень. Он выпрямился, лицо его приняло решительное выражение. — Законы Ульманиса вроде и гладкие, а люди по миру шли.

— Ты разве из Латвии? — удивился Моргес.

— А то как же…

— Не может этого быть! Не верю. Как же ты смог пройти через кордон? Где ты живешь?

— Как прошел — одна ночь знает, — улыбнулся парень, — где живу — там и прописан.

— Ага, не можешь сказать! Значит, ничего ты не знаешь, — стараясь убедить слушавших, торопливо заключил Моргес.

Но парни и девушки, несмотря на нежелание незнакомого рассказать о себе, почему-то больше поверили ему, чем Моргесу. О танцах забыли. Было уже не до них.

Словно сговорившись, стали расходиться.

Умолкли голоса, замерли шаги на деревенских улицах. И сразу затихла, притаилась деревня. Но люди не спят: за занавесками тускло мерцают огоньки коптилок.

Светится огонек и в окне дома Василия. Снаружи посмотреть — горит он в пустой, уснувшей избе. Но здесь полно парней и девушек. Нарядных, торжественных. Пришли все сюда прямо с танцев, хотя и разными дорогами. Специально за Григорием забежал Мишка.

— Да, непонятный человек этот Моргес, — сказал Григорий после того, как ему рассказали о споре в клубе, — во всяком случае надо быть с ним осторожнее.

— Какой там непонятный, — не выдержал Мишка, — вражина он! Самая настоящая вражина. Вот кто.

— А почему предупредил нас о Леньке? — спросил Василий.

Никто не ответил. Не нашел, что сказать и Мишка. Григорий же, как часто бывало с ним в минуты раздумья, чертил пальцем завитушки на столе. Будто записывал на нем то, о чем думал, а потом читал это. Вот его палец остановился, поставил точку, и Григорий сказал:

— Нельзя, друзья мои, бросаться словами. Пройдет время, и мы узнаем, кто он. Кстати, кто этот второй? — обернулся Григорий к Вестенбергу. — Откуда ты его знаешь?

— Он из латышской деревни Галицы, — сказал Владимир, — уже второй раз вместе с товарищем приходит к моей хозяйке. Она тетка товарища. Узнали про танцы и напросились вместе пойти.

— И товарищ его был на танцах? — спросил Василий. — Что-то я его не приметил.

— Был. С двоюродной сестрой танцевал. Между прочим, интересные вещи рассказывает. Про какого-то человека с бородой. Будто из советского тыла прислан и в лесу прячется.

— Интересно. А что, они сами видели этого человека? — спросил Григорий.

— Не видели. Но слух такой ходит.

— А какие они парни, надежные?

— Вроде подходящие. Говорят, батрачили, в город на заработки ходили.

— Этих парней надо взять на примету. Могут оказаться полезными. Да и от Моргеса не стоит отворачиваться. Еще не ясно, что он за человек. Он тоже может пригодиться. Парень имеет доступ к немцам. А это важно, — пояснил Григорий.

Казалось, что он все растолковал, а ребят — в первую очередь бескомпромиссного Мишку — продолжал мучить вопрос: «А все-таки, кто он, этот Иосиф Моргес, — друг или враг?»

Думали и о парне, что спорил с учителем. И, конечно же, о той новости, что он принес. Человек с бородой — неужели это на самом деле посланец с той, советской стороны? Но как найти его? Как связаться? Кому-то же выпадет счастье первому пожать ему руку.

Мишке хочется этого больше всех.

Там, за рекой, когда-то была граница. С повышенной строгостью относились мы к людям, что на другом берегу. Ведь с той стороны пробирались в нашу страну шпионы. Теперь там у нас друзья…

Печально-тоскливые голоса появляются откуда-то из-за Синюхи, с визгом проносятся над Прошками, теряются в густом лесу. За ними спешат другие, новых оттенков — целый хор голосов. Кажется, что плачут где-то малые дети, всхлипывают, громко причитая, женские голоса. Но сколько ни вслушивайся, слов не разобрать. Кто же это тогда кричит? Это разыгралась вьюга. Злая, безжалостная. Она поднимает ввысь тучи снега, гнет деревья, стучит в окна и двери. И в ответ ей, словно эхо, раздается в лесу долгий, протяжный вой.

Это вторят вьюге голодные волки. Как говорят в народе, в такую погоду хороший хозяин не осмелится выгнать из дому даже собаку.

А эти двое вышли. Из тепла и уюта дома шагнули в эту кутерьму из холодного ветра и бьющего по лицу ледяного снега. Внимательно вглядываясь в темноту, они подошли к большому каменному зданию. В окнах — свет. Приглушенно звучит, вырываясь наружу, веселая музыка. Путники постояли за старыми липами, осмотрелись по сторонам. Потом быстро надели лыжи и нырнули в темноту. Мчались, не останавливаясь, до самого берега Зилупе. А когда перебрались на другую сторону, туда, где реку называют Синюхой, немного отдышались.

Было около двух часов ночи, когда они подъехали к маленькому домику, что на окраине деревни. Постучали. Никто не отозвался. Попробовали еще раз. Снова молчание. Тогда заколотили сразу в два окна, с обеих сторон дома.

— И кого это в такую погоду нелегкая носит? — проворчал себе под нос старик, приоткрыв дверь.

— Пусти нас, отец, замерзли, — попросил один из незнакомцев с явно нерусским акцентом, — в доме все объясним.

Хозяин зажег коптилку и внимательно осмотрел незнакомых. Один был высокий и худой, темноволосый, еще молодой. Второй — пониже, широкоплечий, явно крестьянского вида. Ему, пожалуй, уже больше тридцати. Откуда они и что за люди? Зачем пришли? Так выразителен был устремленный на них взгляд старика, что они не стали ждать вопросов. Тот, что помоложе, сразу выложил:

— Мы пришли от человека с бородой. По его заданию.

— Я сам с бородой, — отпарировал старик, — а другого бородатого, который шлет послов, не знаю.

Сказал неправду. О слухе про человека с бородой, который принес из-за кордона знакомый Вестенберга, Фроленку рассказали комсомольцы. Из Освеи предупреждали: готовьтесь к вступлению в партизанский отряд. Вот-вот должен прибыть человек, который возглавит его и выведет в лес.

Не тот ли это долгожданный человек? Хотели было сами искать пути для связи с ним. Но как его найти там, за рекой, на латвийской земле, где нет ни друзей, ни надежных знакомых? Слишком долго, более двадцати лет, разделяла их граница. И недавно пролегла опять. На крепком замке держат ее оккупанты для того, чтобы не общались люди, не влияли друг на друга, не объединялись в борьбе.

Теперь из-за огненного рубежа таинственный незнакомец сам дает о себе знать. Разве это не подтверждает их догадку? Ведь он, посланец Родины, будет настойчиво искать тех, на кого мог бы опереться.