Владимир Хазанский - Спросите у берез…

Я оглянулся на прожитое, и не в чем себя упрекнуть, — я был человеком и борцом в эти столь решающие для человечества дни. Хочется, чтобы будущее было лучшим и более счастливым — таким оно должно быть! Столько крови не могло быть пролито даром.

Не горюй, Марусит, никто еще не жил вечно!

Воспитай Айюка и Сарминь так, чтобы они когда-нибудь вспоминали меня, чтобы их жизнь была радостнее, лучше…

Будь здорова, Марусит! Благодарю тебя за все хорошее, что ты мне дала. Приласкай Айюка и Сарминь за меня. Имис. 25 мая 1944 г.».

После войны имя этого человека, ставшее легендарным, будет широко известно. Его подвиг получит самую высокую оценку народа — ему присвоят звание Героя Советского Союза.

Такие люди не умирают.

Все было, как на маскараде. Только все, кто смотрел за нами со стороны, даже не подозревали об игре.

На траве, ка листьях, придорожного кустарника — крупные бусинки росы. Стынут мокрые ноги, но Аниська не переходит на дорогу, а продолжает идти узкой полевой стежкой. Как хорошо здесь! Словно волшебной кистью кто-то разрисовал землю. Рядом с отцветающими лютиками, калужницей, ветреницей зажглись множеством красок другие цветы — первые вестники лета. Здесь и ярко-розовый золототысячник, и бело-войлочный с лимонными корзиночками бессмертник, и желто-белая пахучая ромашка, и множество других цветов, названия которых Аниська не знает. Все они появились в последние несколько дней, когда она сидела дома.

А как расцвела по краям огородов сирень! Как наполнила она своим ароматом воздух! Сирень расцвела — значит хорошо прогрелась земля и пора отсеиваться. Так считают крестьяне. А сегодня, куда ни глянешь, люди еще копаются в своих огородах, пашут, удобряют землю навозом, обкапывают грядки.

В колхозе народ привык к технике. А теперь единственная опора — выбракованные кони. Да и какие теперь работники. Одни женщины да старики.

Аниська тоже спешит в поле: с самого рассвета там пашет Василий. Девочка с радостью согласилась отнести ему завтрак — ей в последнее время так редко приходится его видеть. Василий постоянно куда-то исчезает. А теперь у него появились еще эти заботы по организации общины.

Напрасные старания! Каждому ясно, что из этой затеи ничего не выйдет. Как в свое время ничего не получилось с заготовкой леса. Вырубили одну делянку и прекратили работы. Вначале не хватало людей. Потом лесник указал не то место — древесина оказалась непригодной. А после кто-то испортил пилы.

Так и теперь. Народ саботирует, ссылается на отсутствие техники, нехватку семян и другие причины.

А Василий проявляет заметное старание. Вот и сегодня не огород пахать пошел, а обрабатывать общественное поле. Чтобы все видели его отношение к этому делу.

Зачем ему это нужно? Неужели так уж важно выставляться перед управой и комендатурой? А может и в самом деле нужно. Для отвода глаз, для маскировки…

Рассуждая так, Аниська не заметила, как подошла к пахоте. В другом ее конце, удерживая плуг, погоняет старого коня Василий. Заметив ее, машет рукой и, прекратив работу, выводит лошадь на зеленую лужайку. Девочка спешит туда.

— Прибыла кухня, — улыбается Василий. Он разворачивает узелок, садится на вросший в землю камень и кивком головы приглашает Аниську.

— А я уже завтракала, — соврала ока.

Он не стал настаивать и молча занялся едой. Чтобы не выдать голода, Аниська принялась смотреть по сторонам, словно впервые разглядывая расстилающийся перед нею пейзаж. Слева звенит птичьими голосами укутанный утренним туманом лес. Широкой полосой тянется он и дальше, отступая перед густо усеянным яркими желтыми цветами лугом. И правее — тоже лес. Только перед ним — на его темно-зеленом зубчатом фоне — разбросаны двумя цепочками, крест-накрест, небольшие деревянные домики.

Это Прошки.

Деревня хорошо видна отсюда. Она кажется пустой, вымершей, потому что большинство людей работает в поле. Некоторые хозяйки, видно, еще не управились со своими утренними хлопотами — из печных труб кое-где идет дым.

Аниська смотрит рассеянно, думая о чем-то своем. И вдруг… Вдруг видит, как что-то зашевелилось, задвигалось на улице.

Это идут люди, много людей.

«Откуда бы им взяться? Может, немцы?..»

— Смотри, смотри! — почти кричит Аниська, показывая в сторону деревни.

Василий, не вставая, поворачивает голову, глядит туда же и… продолжает завтракать.

Аниська видит, как от группы людей отделился человек. Он идет сюда, к ним. Подходит ближе. Хорошо видно, что в руках у него винтовка. Широкая повязка белеет на рукаве.

— Вася, полицай, беги! — кричит Аниська.

Но Василий, закончив завтрак, спокойно связывает в узелок посуду и вручает его Аниське.

— Куда бежать?

— В лес!

— Э, от своей судьбы не убежишь.

Аниська растеряна. Что же это происходит такое? Чтобы Василий — умный, находчивый Василий — вдруг оказался таким беспечным?..

А он даже не смотрит в сторону приближающегося полицейского, наблюдает за Аниськой. Бледным стало ее лицо, в глазах — ужас. Переживания девочки мучают Василия, и, чтобы успокоить ее, он говорит:

— Ты ведь умница, Аниська. Сама должна понять, что к чему. Ни я, ни кто другой из наших ребят не будет зря подставлять себя под пулю…

От этих слов Аниське становится легче. Но ее опять охватывает страх, когда с винтовкой наперевес к ним подходит полицейский.

— А ну, пошли! — приказывает он Василию.

— Куда? — спрашивает Лукашонок.

— Потом узнаешь куда. В комендатуру.

— За что?

— Там разберемся. Пошли, и не разговаривать.

Ведя Василия к деревне, а потом и по улице, полицейский все время выкрикивал ругательства. Он называл арестованного бандитом, партизанским связным, грубо подталкивал его в спину прикладом.

Шум, ругательства, громкие крики неслись со всех концов деревни. К группе арестованных, которых под охраной держали возле школы, приводили новых людей. Вот пришел с опущенной головой Григорий. Следом за ним привели Владимира Вестенберга. У него порвана рубашка, синяк на лбу. У Мишки и Петра связаны руки. Видно, сопротивлялись.

В домах идут обыски. Забирают чуть ли не все личные вещи арестованных. Так обычно поступают с теми, кого ведут на расстрел. Неужели и у них та же участь?..

Многие жители откровенно выражают свое сочувствие арестованным. Ведь забрали лучшую молодежь.

А Григорий Лукашонок? Такого человека редко встретишь. Как же не уберегли его и всех этих парней? В главах людей слезы. Громко плачут, причитая, родные арестованных.

Смешанное чувство тревоги и спокойствия переживает Аниська. Она притаилась возле дома и с любопытством наблюдает за всем происходящим. Что-то неестественное показалось ей в этом массовом аресте. И не только потому, что в словах Василия она уловила какой-то намек. Нет, не такие Василий, Петр, Вестенберг и Мишка, чтобы добровольно сдать себя в руки полиции.