Владимир Хазанский - Спросите у берез…

Песня отчетливо звучала в горнице. А всем им казалось, что она вырвалась наружу, шагает из дома в дом, шумит над лесом. Пропетая вполголоса, она казалась сильной, никем неодолимой.

Мы говорили на разных языках, но друг друга понимали хорошо. Для общения братьев не всегда нужны слова.

Аниська вскрикнула и тут же проснулась.

— Что с тобой, доченька? — встревожилась Пелагея Антоновна.

— Ничего, мама, — девочка протерла глаза, сама не понимая, что произошло.

Приснился Аниське непонятный сон. Будто идет она кладбищем, и вдруг из-за кустов появляется призрак. Он прикладывает палец к губам и тихо что-то говорит. Слов не разобрать, но смысл их пугающий, страшный. Что за наваждение?.. Она уже проснулась, а разговор в соседней комнате продолжается. Кажется, тот же голос? Да, он! Точно так говорил один из тех людей, которые шли через кладбище в Юлькину баню.

В разговор вплетаются голоса Григория и Мишки. И еще один. Это говорит Василий. Его голос она узнает среди тысячи других.

Вдруг что-то задвигалось, скрипнула дверь и все стихло.

Аниська поворачивается к окну. В правом его уголке заиграл золотистым светом косой солнечный луч. Еще очень рано. Но ей уже больше не спится. Она быстро встает и одевается.

Часа два спустя Аниська выдумала предлог, чтобы забежать к Юлии. В этом доме, как ей казалось, должка быть разгадка некоей тайны. Только она открыла дверь, как снова услышала тот же голос. Говорил незнакомый парень. Он ел из большой миски и одновременно разговаривал с Васильком и Витей — старшими сыновьями Юлии. Когда она вошла, они умолкли.

Подумаешь, секретничают!..

Аниське вспомнился один случай. Как-то зимой она каталась у самого леса на лыжах и неожиданно встретила Витю и Василька. Они что-то везли на саночках и явно спешили быстрей проехать.

— Что везете, мужички? — спросила она озорно.

Оки промолчали.

Тогда Аниська нагнала их и перегородила дорогу.

— А ну показывайте, а то опрокину.

Витя неожиданно толкнул ее, повалил в снег, а Василек во весь дух помчался с санками по лесной дорожке.

Об этом маленьком происшествии она потом со смехом рассказала Мишке. Но тот стал серьезным и начал браниться:

— Дуреха ты, и только. Пацаны нужное дело делают, в лесной лагерь продукты возят, а тебе бы только зубоскалить.

С того времени соседские мальчуганы в ее глазах как-то сразу выросли.

Нынешнее неожиданное молчание обидело Аниську. Подождав с минуту, она вышла. А в доме возобновился прежний разговор.

— Дядя Женя, а нас возьмут в отряд? — спросил Витя, когда дверь закрылась.

— Возьмут, а почему не взять, — сказал гость, продолжая есть, — только немного придется подождать. Через годик. Подрастете, окрепнете…

— Ого, год! — не выдерживает Василек. — К этому времени и война кончится.

— Не окончится, ой далеко еще не окончится, — с грустью говорит Евгений Бордович, благодарно поглядывая на хозяйку.

Юлия — женщина, можно сказать, необыкновенная. Косит наравне с мужчинами. Любую мужскую работу выполняет шутя. А привлекательности между тем не потеряла. Потому, что следит за собой. Волосы у нее всегда аккуратно причесаны. На смуглом, бронзовом от загара лице ни одной морщинки. Карие глаза смотрят искренне, доверчиво. Так и хочется сказать этой белорусской красавице что-то ласковое, доброе.

А слова у Бордовича получаются какие-то избитые, пресные.

— Все ребята просили привет передать. Говорят: вот бы Юлию в наш отряд поваром.

— Куда уж мне в отряд, — отвечает она, — мне бы с тремя богатырями управиться. Поклон всем там от меня. Спасибо, что не забыли.

Она поправляет ладонью выбившуюся непослушную прядь. Приглядываясь к ее волосам, гость замечает в них серебристые нити. Но они не портят прически. Скорее, наоборот, делают ее еще более красивой.

— Надолго к нам? — спрашивает Юлия после короткого молчания.

— Должен был уже уходить, — отвечает Бордович, — пришел для связи. А вот велят подождать. Надо увести какого-то человека.

— В очках?

— Не видел еще, какой он.

— Видно, его, — говорит Юлия, — он сейчас в нашей бане. Отсыпается с дороги. Не спал несколько ночей.

Этого худощавого человека в очках вчера в лесу, возле болота, случайно встретил местный староста. При виде идущего с косой крестьянина незнакомец насторожился, что-то торопливо зажал в руке. Борис Борисович успел заметить: компас. Разговора почти не получилось. Не потому, что незнакомец уклонялся. Он силился что-то рассказать, а еще больше — расспросить, но Прошко не понимал его. Этот человек говорил на латышском языке. Только одно слово не требовало никакого перевода — «партизанес…».

Староста утвердительно кивнул, давая понять, что уловил смысл задаваемого вопроса. Показав знаком подождать-до захода солнца, он вернулся в деревню, чтобы рассказать о встрече в лесу своему квартиранту Александру Грому.

— Возможно, что действительно ищет партизан, — сказал Александр, — но это парень не из здешних краев. У нас, в Восточной Латгалии, все немного говорят по-русски.

Встретиться с незнакомцем договорились ночью, на кладбище. Заранее пришли сюда, на всякий случай прихватив оружие, Василий Лукашонок, Александр Гром, Саша Дубро, Василий Равинский и Филипп Равинский. Вскоре вместе с человеком в очках подошел и Борис Борисович Прошко. Услышав чистую латышскую речь, незнакомец опешил. Откуда здесь, в белорусской деревне, латыши?..

Гром объяснил: это живущие рядом латгальцы. Лучше вот пусть расскажет, кто он такой, что ему здесь надо?

— А почему я должен вам довериться? — после недолгого раздумья спросил незнакомец. — Может мне нужны совсем другие духовники.

Его осторожность объяснима. Он и так проявил большой риск — спросил у первого встречного крестьянина, как найти партизан. У кого-то же надо было спросить. Иначе он мог блуждать в лесу до бесконечности.

Все понимают его колебания. Сделать первый шаг к откровенности не просто. Можно неожиданно попасть в западню. Но если они будут без конца приглядываться друг к другу, то переговоры не продвинутся ни на шаг. И Александр решает помочь незнакомцу.

— Кто мы такие, — говорит он, — можно догадаться по тому, что назначили встречу на такое время. Крестьянину, с которым вы встретились в лесу, ничего не стоило выдать вас полиции еще днем.

Человек в очках насторожился.

— Но он не выдал вас, а обратился к нам. Так что судите сами — кто мы, — заканчивает Гром.

Незнакомец молчит. Конечно, в только что сказанных словах есть логика. Но, может быть, заключена и ловкая провокация. Нет, ему положительно нравится лицо этого парня. Да и остальные, что молчаливо стоят вокруг, совсем не похожи на провокаторов. В их напряженных лицах, едва освещенных лунным светом, есть что-то человечески простое и искреннее.