Владимир Хазанский - Спросите у берез…

А до рассвета еще несколько часов. Можно было бы немного и отдохнуть. Но спать никому не хочется, перед предстоящим боем все возбуждены.

Где-то за лесом блеснула молния, раздались приглушенные раскаты грома.

— Люблю такую ночь, — говорит Вестенберг, — чтобы темно было, как в погребе. И вдруг молния на какой-то миг просветит все вокруг, до каждой отдельной травинки. — Он приподнимается на локте и смотрит в ту сторону, где только что прочертила небо молния. — И вообще люблю грозу. В некоторых сказках говорится, что гроза — гнев природы. Неправда! Это ее торжество. Праздник, когда она показывает свою силу.

— А ведь это обыкновенное электричество, — вмешивается в разговор Смирин, — особенно много энергии в шаровых молниях. Вот я читал…

— Да, шаровые молнии — это что-то удивительное, — перебивает его Вестенберг, — чаще всего они бывают в горах. Окончится война, обязательно съезжу на Кавказ. Поставлю где-нибудь в горах палатку и буду наблюдать. Давно мечтаю побывать там. И еще на севере, в Карелии.

За разговором не заметили, как на востоке посветлело. Небо стало более высоким, прозрачно-серым.

Вдруг над лесом взвилась зеленая ракета. И сразу же началось. Предрассветную тишину раскололи выстрелы пушек. Потом многоголосым хором заговорили винтовки, автоматы, пулеметы. Это открыли огонь ринувшиеся на штурм гарнизона партизаны.

Они бежали со всех сторон к большому кирпичному зданию бывшей школы, рядом с которым приютилось еще несколько домов. В них, в этих домах и в школе, за надежным укрытием из колючей проволоки засел вражеский гарнизон.

Снаряды разбросали проволоку, пробили стену школы, выбили рамы в окнах.

Неожиданный шквал огня вызвал переполох в стане противника. Гитлеровцы выбегали из помещений, прятались в огородах, небольшими группами пробирались к окраине поселка. Но когда партизаны вплотную подошли к кирпичным строениям, фашисты открыли ответный огонь.

Они яростно отстреливались с чердаков зданий, из траншей, из-за деревьев.

— Бросай гранаты! — скомандовал командир взвода Николай Иванов.

Огневые точки врага были подавлены. Партизаны поднялись и короткими перебежками бросились к кирпичному зданию. В первой цепи — Мишка, Петр, Смирин. Мишка стреляет на ходу по окнам и чердакам. Петр ведет огонь с места короткими очередями. Смирин что-то кричит, размахивая винтовкой. С двух сторон, помогая огнем наступающим, бьют пулеметы Василия и Бордовича.

Около школы, сделав несколько выстрелов по окнам, Смирин взбирается на пустую бочку и кричит:

— Сдавайтесь, гады! Не уйдете…

Последние его слова обрывает автоматная очередь. На мгновение он застывает на месте, выпускает из рук винтовку и падает вниз.

— Он ранен? Надо перевязать! — говорит откуда-то появившийся Мишка.

— Уже не надо… — тихо отвечает Василий.

Снова строчит автомат. Ребята прячутся за угол дома, залегли рядом. Но вскоре вскакивают и врываются в здание бывшей школы. Бегут, уже не сгибаясь, потому что немецкий автомат умолк. Он валяется на земле, упав с чердака, где лежит мертвым его владелец. Тот, что убил Смирина.

Обнаружил автоматчика командир взвода Николай Иванов.

Перестрелка идет уже в домах. Но недолго. Вскоре подавляются последние очаги сопротивления, и поселок переходит в руки партизан.

Только на его окраине, куда бежали, чтобы вырваться из окружения гитлеровцы, небольшая группа партизан ведет огонь из засады. Несмотря на потери, немцы идут напролом. Фашистов свыше сотни, а тех, кто в засаде, — всего десять.

Вся надежда у ребят на миномет и ручной пулемет. Но минометчик Федор Набело погиб, а пулеметчик Вестенберг ранен. Кровь промочила одежду Владимира. Некогда перевязать раны: ни на секунду не должен умолкать пулемет.

— Будем отходить, — подползая к пулеметчику, сказал командир отделения Алексей Блинов.

— Уводи ребят, — не отрываясь от пулемета, ответил Вестенберг, — а я буду прикрывать отход.

— Нет, мы тебя не оставим. Давай помогу. — Блинов хочет приподнять товарища.

— Не трать время. Быстрей уходи. Спасай ребят, — не соглашается Вестенберг и продолжает стрелять.

Несколько сильных взрывов раздается впереди бегущих немцев. Это рвутся последние гранаты партизан. Затем они скрываются во ржи.

Взрывы лишь на минуту останавливают фашистов. Они ненадолго залегают и снова бегут. Вестенберг видит, как они заходят с флангов, окружают его. Как ни тяжело ему, он разворачивает пулемет вправо и влево, быстро меняет диски.

Вдруг словно обрывается какая-то струна и умолкает начатая мелодия: кончились патроны.

Но рано Торжествуют враги. Несколько мощных взрывов охлаждают их пыл. Это, приподнявшись из последних сил, бросает гранаты тяжелораненый пулеметчик. К двум первым ранам прибавилась еще одна. Пуля засела в левом плече. На какое-то время становится тихо. Прекратился и ответный огонь: не стреляют и фашисты.

— Эй, сдавайся! — раздается вблизи знакомый глуховатый голос.

Вестенберг удивленно оглядывается.

— Не бойся, тебе ничего не будет. Ты еще можешь искупить свою вину, — продолжает тот же голос.

Где Владимир слышал его?.. И тут в его сознании вырисовалась неуклюжая, узкоплечая фигура переводчика. «Моргес?..»

Вот он показывается из-за кустов. Вначале согнувшись, затем выпрямляется в полный рост. Постоял немного, вгляделся. Еще раз повторил предложение о сдаче, потом махнул рукой. Вокруг вырос частокол зеленых фигур. Их так много, что можно стрелять не целясь: пуля все равно не пролетит мимо.

Напрягая всю свою волю, Владимир ловит на мушку знакомую узкоплечую фигуру. Выстрела не слышит, видно, оглох в бою. Но узкоплечий дрогнул, раскрыл рот и свалился к ногам бегущих. В цепи падает второй, третий…

Однако зеленых фигур слишком много, чтобы остановить их. Они бегут со всех сторон. Да и в нагане уже последние патроны. Нет, они не возьмут его живым!

Он снова приподымается, чтобы в последний раз посмотреть на землю. Перед глазами волны зреющей ржи. За ней зеленый ковер луга. А чуть подальше непроницаемо черный лес и темное небо. Такие, как бывают в грозу. Владимир подымает к виску наган и падает перед носом подбежавшего фашистского солдата.

Ночью, когда партизаны ушли, нанеся серьезный урон немецкому гарнизону, жители Коханович тайком схоронили погибших героев. В одну могилу они положили стрелка Смирина и пулеметчика Вестенберга. Братьями они были в борьбе, братьями остались после смерти.

На свежей могиле сразу же появились цветы. Много цветов. Словно они выросли за одну ночь, после прошумевшего листвой дождя.

Потом, как и тогда на рассвете, прогремела гроза, налетел ветер. Он развеял, разбросал темные тучи, очистил небо. И солнце снова обласкало землю. Вспыхнули множеством красок цветы на свежей могиле, на лугах, в поле.