Александр Иванов - Не жди, когда уснут боги

И сестра была сильно к нему привязана. Правда, привязанность эта не помешала ей после замужества сделать так, чтобы Григорий перебрался на частную квартиру, а двухкомнатная квартира, в которой прежде жила вся семья Панкратовых, перешла к ней с Алексеем. Причем, если кого и смутил такой оборот дела, так только Алексея. Он попробовал возражать, но его доводы повисли в воздухе: Григорий привык жертвовать, Аленка же — принимать жертву.

— Не пойму, зачем вы сюда притащились? Чтоб упрекать меня в черствости и бессердечии? — Григорий поглядывал то на сестру, то на друзей. — Роскошно живете однако. Тридцать километров мчаться на такси из-за такого пустяка! Любопытно, кому взбрела в голову эта сумасбродная идея?

— Ну, ты иначе не можешь, — искренне огорчился Виктор. — Сразу подавай мотивы, причины… Какой-то настырный червячок в тебе копошится, все выискивает — отчего, почему, зачем?.. Рейс откладывается, а ты нас дергаешь, торопишь. Меня вон ограбили, сюда приволокли, и то помалкиваю, не мучаю окружающих вопросами.

— Так его, так! — поддержала Аленка. Ей нравились прямые, без обиняков мужские разговоры, в которых резкость суждений скрашивается доброжелательным юморком.

— И ты, Брут! — погрозил ей пальцем Григорий. — Тогда сдаюсь. Будем считать, что вы, как истинные друзья, прибыли разделить со мной тягостные минуты ожидания. Замечательно, когда тебя любят не потому, что в тебе нуждаются.

— Разумеется, мой милый, мы приехали просто так, пообщаться. И не сомневайся даже. У меня только маленькая, малюсенькая просьба. Пойдем, я расскажу. — Она встала и потянула Григория за собой.

— Какие могут быть секреты от друзей? — попытался воспротивиться он, чувствуя некоторую неловкость перед Виктором и Алексеем.

— Пойдем, пойдем! — Смеясь, она дергала его за рукав. — От всех надо иметь секреты. От одних — одни, от других — другие…

Они отошли в пустой угол зала, и Аленка быстро-быстро заговорила:

— Одному человеку нужно сделать подарок, хороший подарок, потому что человек он хороший. Я придумала, какой подарок. Но во Фрунзе его не достанешь. Спрашиваю в своем управлении, едет ли кто в Москву или в Ленинград? Никто пока не собирается. Мечусь туда мечусь сюда, наконец, выясняется, что подружка Женьки Смирновой, ну, той, что со мной в одной комнате сидит, улетает в Москву. Я к ней. Выручи, говорю. Она глазками похлопала, согласилась. Только, говорит, вернусь я через месяц. А подарок через шестнадцать дней нужен. Тогда я еще не знала, что ты в те края летишь. За советом к тебе, а там записка. Но деньги я передала Зое.

Григорий слушал, слушал, потом взмолился:

— Пощади! Один человек, одна подруга, вторая подруга, какой-то подарок, месяц командировки… Кошмар! Нельзя ли открытым текстом?

Аленка укоризненно посмотрела на брата.

— Я ведь хотела покороче. В общем, у Виктора два события: день рождения и защита диссертации.

— Какая еще защита! — вскричал Григорий. — У него только черновой материал собран.

— Вероятно, он побаивается защиты, вот и скрытничает. На днях я встретила случайно его шефа. Сложная, говорит, тема, на стыке биологии и философии, но выполнена очень толково. И не надо сейчас ни о чем его спрашивать. Всему свое время.

— Ух, Витька, ух, Эйфелева башня!.. Ладно, с первой частью разобрались. Дальше.

— Зоя, подруга Женьки Смирновой, летит одним рейсом с тобой. Деньги на киноаппарат для подводных съемок я уже передала. Договоришься, где вы встретитесь, когда будешь лететь обратно.

— Но я не собирался на обратном пути заезжать в Москву!

— И это говорит мой брат и друг Витьки?

Григорий выставил перед собой ладони, словно защищаясь.

— Заеду, разыщу Зою и захвачу все, что она купит.

— Вот и умница! — Аленка чмокнула его в щеку и повела знакомиться с Зоей, которая находилась в противоположном конце зала.

Обходя чьи-то пузатые сумки, перешагивая через вытянутые ноги дремлющих пассажиров, Григорий говорил сестре:

— Честь и хвала твоей осведомленности. Мы бы с Алешкой могли прохлопать такое событие… Ух, Витька!.. Молодчина ты, одним словом. Но… как сама? В семье у тебя того, без потрясений? Ты-то вроде бодришься, держишься, а вот Аленка… — Он покачал головой.

Лицо Аленки как-то вдруг потускнело, словно тучка на него набежала.

— Не надо об этом, — тихо попросила она. — Сами распутаем. — Помолчав, добавила с вызовом: — Я же в твою личную жизнь не вмешиваюсь. Скоро тридцать, а все холостякуешь.

Григорий рассмеялся.

— Ежик ты, Аленка, самый настоящий ежик. На душе слезы, а наружу — иглы.

Зоя оказалась смуглолицей девушкой с темными блестящими глазами. В движениях ее не доставало еще свободы, уверенности, того, что приходит постепенно, с годами. Протянув Григорию крохотную мягкую руку, она засмущалась, кончики ушей вспыхнули, как свечки, и вся она как-то напряглась, словно застигнутая врасплох.

«Хороша! Тут уж создатель постарался! — подумалось ему со сторонним восхищением, как о неодушевленном предмете. — И скромница, видать, каких нынче с прожекторами не сыщешь». А вслух сказал:

— Не беспокойтесь, я домашний, ем только то, что подадут, — сказал и самого передернуло от собственной банальности.

Наступила неловкая пауза. Выручила Аленка.

— Мой братец с некоторых пор стал женоненавистником. Слова и мысли у него притупились. Тем спокойней тебе будет лететь, — сказала она Зое.

В самолете они сели рядом. Сперва разговор не клеился. Григорий напустил на себя равнодушный вид, глядел букой и вообще, казалось, ему нет никакого дела до очаровательной соседки. Раскрыл снова «Рудина» и стал прилежно глотать страницу за страницей. Но уже прохудился панцирь, в который он влез по своей воле, и капелька смуглого солнца проникла внутрь, растопляя и завоевывая пространство. Было бы нечестно сказать, что он не сопротивлялся. Но как гоголевский философ Хома Брут, который долго мудрил, силком заставлял себя смотреть лишь в пределах очерченного круга, однако не выдержал и поднял глаза на Вия, так и Григорий Панкратов заведомо был обречен.

— Странно, вот вы читаете Тургенева, и я тоже… знаете, недавно опять потянуло к нему, — услышал он мелодичный, как колокольчик, Зоин голос. На мгновение ему показалось, что он где-то давным-давно слышал этот голос. Но память, сделав один-два оборота, забуксовала. — Только я «Первой любовью» увлеклась…

— Понятно, — усмехнулся Григорий. — Каждому свое.

— Я же не в том смысле! — вспыхнула Зоя. Она вообще легко обижалась и столь же легко отходила. — Мне нравятся искренние люди, как этот мальчик из «Первой любви». А ваш Рудин… знаете, он фальшив, ему бы я не поверила.

— Вам подавай дистиллированную личность! Но человек переменчив, сегодня один, завтра другой.