Андрей Упит - Земля зеленая

Но когда гости уже были в тележке, Лея все-таки посадил впереди дурачка Микеля. Спуск к парому шел по узкой кривой ложбинке; вереница подвод растянулась до центра городка. Старшему батраку Бривиней теперь все было нипочем, он пустил лошадь рысью вниз по крутому склону, задевая концами осей за чужие телеги. Дурачок Микель вцепился обеими руками за грядки, иначе бы не удержался. Женщины кудахтали, как перепуганные курицы, подводчики ругались на чем свет стоит, по Мартынь был уже на пароме, успев вовремя натянуть картуз, чтобы не снесло ветром в Даугаву. Когда голова оказалась в безопасности, он обернулся и погрозил кнутом:

— Такие-сякие, босяки! Не видят, что господа едут!

На пароме еще осталось место для шестого воза, но господина Бривиня нельзя заставлять ждать. Лея приказал задвинуть перекладину и отчаливать. Когда паром заскользил по реке, он нагнулся через перила к юнкурскому бедняку, который целых полтора часа добирался до берега, а теперь осаживал лохматую лошаденку, чтобы не влезла прямо в Даугаву.

— Переехать хочешь? — сочувственно спросил хозяин парома.

— Знамо дело, хочу, — отозвался тот, из последних сил удерживая лошадь.

— Ну, тогда мы завтра за тобой вернемся, — ласково пообещал Лея.

Попавшие на паром счастливцы угодливо хихикали над остроумной шуткой.

Проезжая мимо мельницы Арделя и вдоль Спрукской луки, Ванаг мрачно ворчал что-то про всесветных пьяниц и негодяев, которые не желают учиться, только шатаются по трактирам да с девицами балуются. Мартыню Упиту сразу вспомнилось заведение Шлосса, и Якоб, и двое курземцев, и красные губы Мариетты. Видно, Лея успел обстоятельно рассказать, как в городе проводит время молодежь.

Бривинь решил завтра же съездить, взять сына домой, пусть берет корзину и идет копать картофель. Мартыню хозяйское горе не казалось столь существенным в сравнении с подвигами, которые он сегодня совершил. От самого дивайского моста начал похваляться.

— Задали жару Волосачу! — засмеялся он таким лошадиным смехом, каким не погнушался бы сам Прейман, и еле удержался, чтобы не хлопнуть хозяина по колену. — Куда ни зайду, сразу поднимается шум. У Юрика оставил Яна Брамана, ты им, говорю, напомни про поездку на пожинки и про рессорную тележку, в «Зеленом дереве» заикиному Эдуарду и Рейнъянкиню наказал: «Не забудьте, что старый Рейниек пропил первые Гравиевые холмы, а Волосач пропьет остальные». В саду у Шлосса — Прейман… Осис и Калвиц тоже языки не проглотили… Куда ни приду, там сразу базар.

Сам он был искренне убежден, что все так и происходило. Ванаг даже забыл неприятности с сыном — сегодня Волосач занимал все его помыслы. У пристанционных елей они уже говорили оба разом, стараясь перекричать друг друга. Уж и ликовали они, хотя уверенности в полной победе еще не было.

Воспоминание о двадцати четырех часах отсидки все еще грызло Ванага. Да и Мартыню Упиту иногда приходило в голову, что Волосач сегодня тоже не ходил сложа руки: горазд, проклятый, на всякие затеи и проделки, так легко не даст спихнуть себя с должности.

Вдруг он подтолкнул хозяина.

— А ведь Волосач будет у Рауды, мимо уж не проедет. Там мы ему и покажем!

Бривинь выпрямился.

— Верно! Там мы ему и покажем. А если его нет, поднесу кому-нибудь чарку — пусть стоит на дороге и сторожит, чтобы не удрал.

И оба возликовали, — как же они покажут Волосачу. Что покажут — они еще не придумали, ни у того, ни у другого не было ясного плана; в пьяных головах мелькнуло опасение, что и Рийниек не оплошает. Мартынь позабыл, что давеча перевернул вверх дном всю Клидзиню, и с чувством легкой тревоги гадал, будут ли у Рауды Осис и Калвиц. Как знать, чью сторону примут Эдуард и Рейнъянкинь, по если дело дойдет до драки, за стакан грога и полштофа пива они на все согласятся. Букиса бояться нечего — смирный, как овца, от одной хорошей оплеухи расплачется. Тетера тоже можно в расчет не принимать, хотя он человек сильный и горячий, но жена его никуда одного не пускает. Опаснее всех этот преподобный свидетель Лиекнис, только с чего бы ему, минуя дом, в такую даль тащиться… Мартынь Упит почесал затылок. Чем ближе к Рауде, тем тише он становился.

Рийниек никуда не удрал, у коновязи, словно маяк, издали виднелась рессорная тележка. Господин Бривинь принял это как вызов, соскочил с повозки, потопал ногами, чтобы размяться, и разгладил бороду — теперь уж поздно отступать. Храбрость Мартыня Упита заметно улетучивалась, он даже медлил сойти и привязать вороного.

— Я думаю, — проговорил он, — мне лучше посидеть здесь, а вы поглядите, выйдет там что, да и стоит ли мне заходить.

— Что? — сердито крикнул господин Бривинь. — Мне велит идти, а сам будет здесь сидеть? Ишь штудент какой нашелся. Сейчас же слезай!

Когда так строго приказывают, перечить не будешь. Вот наваждение! Со стороны-то все легко, а тут придется дерзить самому волостному старшине. Хозяева дерутся, а ты, батрак, как дурень, тоже должен ввязываться… На всякий случай захватил с собой и дурачка Микеля, — будто и он мог пригодиться. Как из-под палки поплелся Мартынь за хозяином.

Корчма Рауды полным-полна. В большой передней комнате расположились приезжие из других волостей — палейцы и айзлакстцы из Лемешгальской округи. Как и полагается гостям, держались они довольно тихо, а если кто-нибудь и кричал громче, то лишь по неисправимой привычке. Маленькая лампочка у стены еле освещала середину комнаты, углы тонули в темноте и облаках дыма.

Буфетную комнату заняли дивайцы. Такого пира никто не помнил. На полке ни одной мерки, все в расходе — на стойке и столиках. Звенели пивные бутылки; одни наливали в кружки, другие тянули прямо из горлышка. Полубочонок пива подкатили к самому краю стойки, Земит из Крастов время от времени наклонял его, иначе не удавалось нацедить. Это уже походило не на обычную ярмарку, а на свадьбу родовитого хуторянина, — до того было весело.

Оба Андра из Бривиней остановились у порога, зашли они только посмотреть, не затевают ли даугавцы драку с межгальцами. Пока еще ничто не предвещало этого. Заикин Эдуард с Рейнъянкинем, не найдя места, прислонились к стене в глубине комнаты и мирно угощали друг друга. Веселье было всеобщее, никому и в голову не приходило ссориться.

Галдеж стоял невообразимый, казалось, нельзя разобрать ни слова. Но это было не так: если не прислушиваться к общему гаму, а сосредоточить внимание на двоих-троих говоривших, можно было довольно хорошо расслышать и понять. Оба Андра так и сделали.

На этот раз Мартынь Ансон не добрался до Клидзини — застрял в корчме. Он только что зацапал Мартыня из Личей, а тот никак не мог от него отделаться и изредка подносил к губам кружку, делая вид, что пьет.