Андрей Упит - Земля зеленая

Но Мария не могла молчать, хотела все разузнать об этой несносной птице. Нет, это не огромная птица, а так — средняя, не больше мужского кулака, у нее длинные ноги и клюв. Зачем длинные ноги? Они ей нужны потому, что на крыльях она почти не летает, а ныряет во ржи и траве, как щука. Разве щука ныряет в траве?.. Анна рассердилась и замолчала. Вскоре Мария начала тихонько сопеть и чмокать губами. Странная она, в своем Агенскалне она знает только одних воробьев, а деревню видела лишь в Бигауньциеме. Но не только незнанием деревни Мария сердила Анну. Жена Андрея с первого же знакомства показалась ей ограниченной и чужой.

Дергач умолк было, но потом, востря свой клюв, снова начинал тарахтеть, и все громче и громче. Анна знала — в предутреннем воздухе все становится звучнее. До того звучно, что Анна вспомнила, как много лет назад кричал дергач в высокой траве бривиньского луга, потом во ржи Озолиней, а потом… — тогда она была одна — совсем, совсем одна… томясь, ждала рассвета, который должен был принести что-то новое, радостное, невыразимое, что звучало в песне дергача. Каждую летнюю ночь дергач точил свои звонкие ножницы, а она слушала в полусне и не могла дождаться, когда солнце начнет просвечивать сквозь щели крыши…

Внезапно Марта пошевелилась и свернулась в комочек, вспугнув воспоминания матери. Анна отстранила руку и глубоко, тяжко и горестно вздохнула.

С утра установили распорядок воскресного дня. К матери в Ритеры надо съездить обязательно, иначе ее оберешься разговоров. Андрею безразлично, что там о нем будут судачить, но навестить мать ему хотелось. Анна не возражала, хотя и не выказывала особой радости: казалось, ей все равно. Условились, что из Ритеров Андр отвезет их на Сердце-гору, где Пукит устраивает большой детский праздник с музыкой и иллюминацией. Поезд в Ригу приходит в понедельник, в шесть утра, — выспаться успеют.

Рижане согласились с этим планом, предложенным Калвицами. В нем таился известный расчет. Даже с самыми любимыми гостями можно чувствовать себя свободно и непринужденно только до определенного времени, а потом надоедает и становится скучно, — глядишь, хорошо начатый день пропал. Много ли надо, упомянет кто-нибудь о бривиньском Ешке — Анне это все равно, что струя ледяной воды за воротник. И разве можно при Андрее говорить о покойниках, Иоргисе и Альме из Вайнелей? У каждого своя рана, надо быть осторожным, чтобы не задеть.

После завтрака Калвицы повели гостей показать поля и все свое хозяйство. Рожь росла чудесно, на легкой земле Силагайлей она обычно удавалась, а в этом году Калвиц еще искусственное удобрение разбросал. Ни метлицы, ни других сорняков во ржи не было. И яровые хороши, только нужен дождь, по календарю в будущий вторник настанет новолуние — можно ждать осадков. Калвиц сказал, что урожай ожидается хороший, — впрочем, он не жаловался и на прошлые годы.

Лошади и коровы паслись на общем выгоне, в кустарнике по опушке леса. Молодого вороного коня Калвиц только изредка впрягал в плуг или в борону; на будущую весну вороному исполнится четыре года, и тогда это будет настоящая рабочая лошадь. Пять дойных коров, и у каждой тяжелое вымя. Калвициене уже возила масло на Клидзиньский рынок. Анна порадовалась этому и похвалила прекрасных коров, Мария не переставала предостерегать маленькую Аннулю, чтобы не подходила к коровам, а то укусят.

По лесу погулять надо было непременно. Мария ведь никогда настоящего леса не видала, редкие сосны Агенскална, жалкие рощицы вокруг Бигауньциема — одно недоразумение. По проселочной дороге Анне идти не захотелось, пошли тропой, начинавшейся от жилого дома Силагайлей. Тропа была хорошо протоптанная, ровная, покрытая сухой хвоей. Андр увел девочек вперед, обещая им показать, где живет белка. Женщины пошли вслед за ними; Мария несколько раз крикнула своей девочке, чтобы не замочила туфельки.

Для Калвица-отца и Андрея Осиса ничего особенного в лесу не было. Хозяин с увлечением говорил о своих планах на будущее. В этом году договор в Силагайлях кончается, но он не тужит. Старый Озолинь уже не может вести хозяйство, с Юрьева дня сдает дом на двенадцать лет, согласен оставить арендаторам на выплату и часть инвентаря. У них почти все договорено, осталось съездить в Клидзиню к нотариусу, подписать по всем правилам договор. На двенадцать лет! Чем же это отличается от аренды в имении? Они с Дартой еще достаточно сильны, Марта прошлым летом уже косила траву, им понадобятся только один батрак и батрачка.

Андрей Осис желал Калвицу самого лучшего. С детских лет ему нравился этот умный скромный человек, которого Осиене всегда хвалила и ставила в пример своему мужу. Он был из породы тех сильных и настойчивых людей, которые начинают батраками-бобылями, затем женятся и через испол и аренду, глядишь, обзаводятся собственным хутором. Собственный хутор!.. В мыслях Андрея всплыли Яунбривини и немощный отец, надорвавшийся на постройке. Вспомнил еще своего тестя, который не нанимал батраков, не желая, чтобы они на него работали. — И еще… Как черное половодье нахлынуло прошлое… Как страшный кошмар, который надо бы вычеркнуть из памяти…

Калвиц заметил тень на лице Андрея и прервал свои рассуждения. Понял, у собеседника что-то другое на уме, не зря они с Андром вчера в сарае шушукались за полночь.

— Только не знаю, что у меня получится с Андром, — сказал Калвиц, глядя на Андрея хитро прищуренными глазами.

«Ага! Угадал!..» Андрей начал говорить охотно, должно быть, все обдумал заранее. Правда, у него получалось не очень связно.

Арендованная усадьба или собственная усадьба — все это неплохо, без них не обойтись. Но если человек в погоне за этим доводит себя до могилы, если некоторые работают до полного изнеможения, а дети их так и не видят солнечных дней?.. Золотые горы не даются и в городе. Только выскочки и пустомели, приезжая туда, могут глупо хвастаться. Машины на фабрике подгоняют рабочих больше, чем самый взбалмошный старший батрак. Все же в Риге есть что-то, чего в деревне никогда не получишь, что дороже всякой собственности. Особенно если у человека способности и он хочет учиться, тогда грех привязывать его к бороне и к плугу…

Очевидно, Калвиц обиделся, что с ним говорят, как со старым упрямцем, который дальше земли ничего не видит. Он резко, как ножницами, обрезал речь Андрея, не дав ему до конца высказаться.

— Мы своего Андра совсем не хотим привязывать, — сказал он. — И совсем не думаем, что в город надо идти в поисках легкой жизни. Без работы нигде не проживешь, таков порядок. Если один наполняет свой живот в тяжком труде, а другой — в легком, этому тоже нельзя придавать большого значения. А если у мальчика есть ум, голова на плечах и если он хочет учиться… У него была книжка о Ломоносове… Босым и без пиджака он, конечно, не останется. Но многих сотен от этих Озолиней тоже нельзя ожидать. Главное — знает ли он сам, чего хочет? Вы оба об этом, должно быть, договорились, ведь неспроста от тебя приходили письма каждые две недели…